Читать книгу - "Блудное чадо - Дарья Плещеева"

Воин Афанасьевич доел хлеб и допил пиво. Этого было мало, он хотел еще.

В дверь постучали, собеседник предложил войти. Вошел пожилой человек с сундучком вроде матросского, в крышку которого вделано кольцо, поставил сундучок на подоконник, молча открыл и стал доставать банки и смотанные в клубки полосы холста. Запахло странным – таких ароматов Воин Афанасьевич еще не знал. Он догадался – вот мази, которые утоляют боль.

– Вернетесь, ваш почтенный батюшка сможет позаботиться о вас… – продолжал собеседник.

И вдруг до Воина Афанасьевича дошло: они же не знают, что батюшка скончался! Он им в вещих снах не являлся! Они рассчитывают на то, что он все еще в чести у государя! А без батюшки Воин Афанасьевич в России кто? Некому защитить, некому замолвить слово! Пустое место он без разумного и толкового батюшки, государева любимца… Приедет в Россию с европейскими замашками – а дальше? Как раз с ними и угодит куда-нибудь в Пустозерск, и некому будет его оттуда вытаскивать.

Вспомнились веселые лица наглых молодых стольников – вот уж кому будет потеха!

Вспомнилось удивительно кроткое лицо, явившееся во сне. Он же, Афанасий Лаврентьевич, никогда кроток не был, себя в обиду не давал. А где-то там – Господи, где? – ему нет нужды спорить и доказывать свою правоту. Там он может вздохнуть с облегчением, ведь вся суета кончилась, и послать сыну последний любовный привет…

– Но все это будет, если вы сделаете верный выбор, – настойчиво повторял собеседник.

Воин Афанасьевич посмотрел ему в глаза. Ответный взгляд был спокойный и внимательный, но холодный. Как и лицо собеседника – красивого сорокалетнего мужчины с модными узкими усиками, с округлым подбородком и прямым носом, с гладенько выбритыми щеками. Русые волосы, густые и ухоженные, спереди были подстрижены и разделялись на прямой пробор, обрамляя лоб не завитками, а изящно уложенными прядями.

Две почти догоревшие свечи в серебряном подсвечнике освещали это умное лицо снизу, убирая тяжелые складки щек, делая собеседника моложе.

Нужно было что-то отвечать. Воин Афанасьевич медлил с ответом – ему было страшно возвращаться туда, где больше нет отца.

– Господин Лоренц, благодарю, ступайте, – сказал собеседник лекарю. Тот, не задавая вопросов, стал собирать свое имущество в сундучок, и Воин Афанасьевич понял: боль никуда не денется!

Возвращаться в грязь и смрад, терпеть боль, есть прокисшую похлебку, маяться животом он не желал.

До отъезда в Россию было немало времени – ведь его обещали многому научить, хотели многое ему показать. Значит, выбираться из вонючего подвала нужно любыми средствами, а дальше – как Бог даст.

– Я сделал верный выбор, – ответил Воин Афанасьевич.

– Вот и замечательно. Господин Лоренц, помогите этому господину раздеться. Не бойтесь – по пояс, чтобы наложить повязку с мазью. И остается еще один вопрос. Ваш спутник – как быть с ним?

Воин Афанасьевич понял, что речь о Ваське.

– От него ни малейшей пользы не предвидится. Вы очень им дорожите? Мы можем оставить его при вас, но он будет лишь отвлекать вас от занятий, – объяснил собеседник.

И стало ясно, какого ответа ждут.

Господин Лоренц замер с открытой баночкой в руке.

Есть хотелось чрезвычайно.

– Нет, я им не дорожу, – сказал Воин Афанасьевич. И в самом деле – какой прок от дармоеда Васьки?

О дальнейшей судьбе дармоеда не было сказано ни слова.

– Сейчас вам наложат повязку, и я увезу вас в дом, где вы сможете выспаться на порядочной постели, – пообещал собеседник. – Нам придется еще не раз встречаться. Можете называть меня отец Жозеф.

О том, что здешние попы ходят порой в мирском платье, Воин Афанасьевич уже знал. Да и какого прихода этот поп – тоже уже понял.

– Вы что-то хотите сказать? – спросил отец Жозеф. – Вас что-то беспокоит? Может быть, в ваших вещах осталось что-то ценное?

Ценное было – послания царя Алексея Михайловича, впрочем, давно устаревшие, которые прочесть тут, в Маастрихте, может только один человек – Ордин-Нащокин-младший… Нет, не один!..

– Вы вспомнили нечто важное, – уверенно сказал отец Жозеф. – Говорите, не бойтесь. Если мы смогли вытащить вас из тюрьмы, то сумеем защитить от кого угодно. Ну? Ну?!

Терять было уже нечего.

– Меня ищут наши, московиты…

– Так. Вы знаете, кто бы это мог быть? Вряд ли за вами послали людей, которые с вами не знакомы.

– Я думаю… думаю, что знаю…

– Можете их описать?

С этим было хуже, но Воин Афанасьевич, мучаясь, спотыкаясь и путаясь, кое-как изобразил круглолицего и плечистого Ивашку, чернобрового красавца Петруху и худощавого, с сухим лицом и пронзительными глазами Арсения Петровича Шумилова.

– Очень хорошо, – хмуро сказал отец Жозеф. – Но с Божьей помощью мы их до вас не допустим.

Воин Афанасьевич вздохнул с облегчением – вот тут он отцу Жозефу поверил полностью.

Его вывели из здания суда, помогли подняться в карету. Четверть часа езды – и Воина Афанасьевича высадили во дворе трехэтажного дома, повели на самый верхний этаж. Господин Лоренц, ехавший с ним, устроил его на ночь в небольшой теплой комнате, приготовил целебные отвары.

– Выпейте и ложитесь, – велел он.

– Я грязный… и насекомые… – признался Воин Афанасьевич.

– Ничего, вас завтра отмоют.

Утром пришел лакей, сказал, что зовут его Маартен, что он обучен ходить за больными. В комнату внесли большую лохань, ведра с водой, и Маартен вымыл Воина Афанасьевича, как младенца, сперва – голову, потом – все тело. Голову он смазал какой-то дрянью и укутал в полотенца.

– Конечно, стоило бы остричь вас, – сказал он, – но мне велели сохранить ваши волосы. У вас должны быть длинные волосы. Когда мы истребим эту заразу, я принесу масло, от которого ваши волосы будут прекрасно расти и блестеть.

Потом он наложил на бок Воина Афанасьевича повязку с мазью, действительно унимавшей боль, и осведомился, что господину угодно съесть на завтрак. Услышав пожелание («горячего чего-нибудь, и побольше»), он сдернул с кровати постельное белье и унес. После завтрака пришел господин Лоренц, ощупал больное место, нахмурился, сказал, что придется провести в постели неделю, а лучше две, чтобы косточки срослись. Воин Афанасьевич не возражал.

Ему принесли книги на французском языке.

– Велено сказать: в Париже теперь в большой моде математика, – сообщил, ставя на стол стопку книг, Маартен. – Знатные господа читают эти трактаты и спорят о них. Извольте ознакомиться.

О математике у Воина Афанасьевича было кое-какое понятие, он даже мог доказать теорему Пифагора, но, взявшись за самую верхнюю книжку, а это оказался трактат Блеза Паскаля о конических сечениях, он ощутил себя полным болваном. Когда пришел отец Жозеф, Воин Афанасьевич признался ему в своей бестолковости.