Читать книгу - "28 мгновений весны 1945 года. Иллюстрированная версия - Вячеслав Алексеевич Никонов"

на переданное накануне Молотову письмо Трумэна (с которым Черчилль успел солидаризироваться) – и сразу по обоим адресам. Ответ был жестким: «На Крымской конференции мы все… исходили из того, что Временное Польское Правительство, как действующее ныне в Польше и пользующееся доверием большинства польского народа, должно быть ядром, т. е. главной частью, нового, реорганизованного Правительства Национального Единства.

Вы, видимо, не согласны с таким пониманием вопроса. Отклоняя югославский пример как образец для Польши, Вы тем самым подтверждаете, что Временное Польское Правительств не может быть рассматриваемо как основа и ядро будущего Правительства Национального Единства.

Следует также учесть и то обстоятельство, что Польша граничит с Советским Союзом, чего нельзя сказать о Великобритании и США.

Вопрос о Польше является для безопасности Советского Союза таким же, каким для безопасности Великобритании является вопрос о Бельгии и Греции. Вы, видимо, не согласны с тем, что Советский Союз имеет право добиваться того, чтобы в Польше существовало дружественное Советскому Союзу правительство, и что Советское Правительство не может согласиться на существование в Польше враждебного ему Правительства… Я не знаю, создано ли в Греции действительно представительное правительство и действительно является ли демократическим Правительство в Бельгии. Советский Союз не спрашивали, когда там создавались эти правительства… Непонятно, почему не хотят учитывать интересы Советского Союза с точки зрения безопасности при обсуждении вопроса о Польше».

Ответ Сталина вызовет взрыв негодования в столицах союзников.

Трумэн назовет его «одним из самых разоблачающих и тревожных сообщений», полученных им в начале президентства.

В Вашингтоне меж тем продолжали планомерно забивать гвозди в крышку гроба союзнических отношений с СССР.

Государственный секретарь 24 апреля прислал Трумэну доклад, в котором излагались мысли уже Джорджа Кеннана относительно беседы посла Хёрли со Сталиным относительно Китая. В докладе говорилось: «Кеннан комментирует заявления, приписываемые Сталину послом Хёрли, о том, что Сталин безоговорочно согласился с нашей китайской политикой, заявив, что эта политика будет поддержана Россией, и сказал, что он лично поддержит срочные действия, направленные на объединение китайских вооруженных сил под руководством Чан Кайши. Кеннан не ставит под сомнение правильность цитирования Сталина, но обращает внимание на то, что для русских слова имеют разное значение. Сталин готов принять принцип объединения китайских вооруженных сил и принцип единого Китая, поскольку он знает, что эти условия выполнимы только в тех случаях, когда они приемлемы для китайских коммунистов. Сталин также готов принять идею свободного и демократического Китая, поскольку свободный Китай означает для него Китай с минимумом любого иностранного влияния, кроме русского. Кеннан убежден, что советская политика останется политикой, направленной на достижение максимальной власти при минимальной ответственности и предполагающей оказание давления в различных областях. Он рекомендует нам изучить с хирургической объективностью реальный характер и последствия русских целей на Дальнем Востоке и замечает, что было бы трагично, если бы наше беспокойство о русской поддержке в этом регионе привело нас к неоправданной зависимости от русской помощи».

Это сообщение Кеннана понравилось Трумэну гораздо больше, чем отчет самого посла Хёрли.

В ту же сторону конфронтации с СССР вовсю пытались повернуть и военные. В тот же день комитет планирования выпустил доклад, вскоре утвержденный ОКНШ. Там утверждалось, что ввиду способности вооруженных сил США воспрепятствовать передвижению японцев между азиатским материком и метрополией, «скорейшее вступление России в войну против Японии и сопутствующее этому сдерживание Квантунской армии не является больше необходимым для осуществления вторжения». Тогда же ОКНШ решил отказаться от идеи использования для этих целей советских баз в Приамурье и на Камчатке и не настаивать больше на координации военных планов на Дальнем Востоке. Ослабление интереса со стороны Вашингтона к сотрудничеству с СССР в войне с Японией стало еще одним важным фактором охлаждения в советско-американских отношениях.

Хотя разногласий в военных кругах США еще хватало. Военный министр Стимсон оставался приверженцем рузвельтовского курса. 24 апреля он направил Трумэну записку: «Уважаемый господин президент, я считаю весьма важным как можно скорее переговорить с вами по крайне секретному вопросу. Я упомянул о нем вскоре после вашего вступления в должность, но не настаивал на этом тогда, понимая объем возникшей нагрузки. Однако он имеет огромное значение для наших нынешних международных отношений и оказывает такое важное влияние на все мои размышления в этой области, что, мне кажется, вы должны узнать о нем незамедлительно».

Как вы, конечно, догадались, речь шла о ядерном оружии. Трумэн назначил встречу с военным министром на следующий день.

Атмосфера на Западном побережье США заметно отличалась от вашингтонской.

Молотов 24 апреля прилетел в Сан-Франциско. «Он был в отличном настроении, – зафиксировал британский биограф Молотова Бернард Бромадж. – Шарм и климат тихоокеанского города имели к этому отношение, а люди были в дружественном, если не в праздничном настроении. Слухи были самые смелые: разгружают корабли с водкой и икрой, достаточно взойти на Телеграфный холм, чтобы их увидеть. Толпы осаждали аэропорт, где некоторое разочарование вызвала скромная одежда советских делегатов, но Молотов, одетый в лучший черный костюм, был встречен овацией.

Его поселили в отеле “Сент-Франсис” в центре города. Когда он приехал, фанаты осадили его машину, требуя автографов, которые он раздавал с улыбкой, несмотря на очевидные возражения собственной охраны. Его проход через фойе сопровождался аплодисментами».

Американская публика, в отличие от Трумэна и Черчилля, пока вовсе не была настроена на конфронтацию с Советским Союзом. И она тогда точно знала, какая страна выиграла войну у гитлеровской Германии.

Мгновение 14

25 апреля, среда

Встреча на Эльбе. Рождение ООН

Два эти поистине исторических события – рождение Организации Объединенных Наций и встреча союзных армий, наступавших с востока и запада на гитлеровскую Германию, – достойны того, чтобы навсегда по отдельности быть занесенными в анналы истории. Но историческое время весной 1945 года было спрессовано так плотно, что они уложились в один день – 25 апреля. Вместе со множеством других событий, каждое из которых могло бы тоже считаться историческим, – в менее спрессованные времена.

На этапе Берлинской операции, который начался 25 апреля, действиям войск на земле предшествовала и сопутствовала мощная поддержка с воздуха. «В эти дни, учтя сложность ведения боевых действий в условиях огромного, отлично приспособленного к обороне города, мы решили максимально облегчить задачу наземных войск, – подтверждал командующий ВВС Новиков. – С этой целью штаб 16-й воздушной армии разработал план воздушной операции “Салют”. Название это выбрали не случайно… Предвосхищая события, мы и назвали ее “Салют”…

Операция была рассчитана на двое суток. Первый удар