Читать книгу - "Черноморский набат - Владимир Шигин"

Потемкин не без гордости писал Екатерине: «Порта, встревоженная его (Качиони. – В.Ш.) предприимчивостью и мужеством, старалась уловить его разными обещаниями, которые он отверг с презрением. В самой неудаче высказывает он неустрашимую смелость. Он потерпел в этом сражении с турками, но сам почти со всеми спасся и, оправясь, пойдет опять. Он один только дерется».

За храбрость и верность России Качиони был пожалован полковничьим чином и орденом Святого Георгия.

– Что ж, – заявил Качиони, узнавши о награде. – Я не привык быть в должниках, а потому скоро турки снова услышат мое имя!

Слова у старого корсара не расходились с делами. Уже спустя несколько дней он лихой абордажной атакой захватил две вооруженные шебеки. Вскоре под его началом снова была целая флотилия. Одно имя Качиони влекло к нему всех, кто жаждал драться с турками со всего Средиземноморья. Базой возрожденной флотилии стал остров Итака.

– Я сейчас, как вечный странник Одиссей! – говорил Качиони своему помощнику Николаю Косими. – А потому скоро снова подниму паруса и отправлюсь в новое плавание за неведомым!

Между тем в Петербург и Яссы продолжали множиться доносы на неуживчивость и строптивость старого корсара. Уставший от всех этих дрязг, светлейший велел прибыть в Петербург для полного отчета контр-адмирала Гибса, а самому Качиони ехать в Вену, где ждать прибытия туда князя Потемкина для всех объяснений.

Не желая накалять и без того не простую обстановку, Качиони, оставив флотилию на верного Касими, отправился вместе с верной охраной в Вену.

* * *

Еще в марте для получения инструкций в Яссы к светлейшему был вызван из Севастополя контр-адмирал Федор Ушаков. По пути он завернул в Херсон, чтобы порешать дела с интендантами, а заодно проведать старых приятелей. Перво-наперво увиделся со старым другом и однокашником по Морскому корпусу бригадиром Голенкиным, в адмиралтействе херсонском уже несколько лет сидевшим.

– Эх, Федя, завидую я тебе белой завистью! – вздохнул тот, после приветствий взаимных. – Знал бы, как войны чернильные надоели, хоть в петлю лезь!

– Ты мне эти разговоры, Гаврила, брось! – приободрил его Ушаков. – Еще повоюем!

Встретился контр-адмирал и с давним знакомцем Петром Даниловым, с которым некогда вместе боролись с херсонской чумой. Данилов был парнем радушным, неунывающим и открытым, вечером пригласил старого сослуживца к себе домой, где супруга накрыла стол. Посидели, поболтали.

Уже перед расставанием Данилов посетовал, что тоже устал от дел конторских, а начальство в море не пускает.

– И чего-то ты, Петруша, здесь в Херсоне огинаешься, шел бы к нам в Севастополь! – обратился к Данилову контр-адмирал. – У нас в сию кампанию много дел предстоит, на берегу не засидишься!

– Да я-то с радостью, – немедленно отозвался тот. – Только кто меня туда определит, у вас, почитай, все вакансии давно заняты!

– Все вакансии хорошие и вправду разобраны! – согласно кивнул Ушаков. – Кроме одной – нет у меня еще флаг-капитана! Пойдешь ли?

– О чем речь, Федор Федорович! С вами хоть к черту на рога!

– Ты тут черта при мне не поминай! – погрозил ему пальцем богомольный Ушаков. – Но со светлейшим твой кандидатур обсужу, надеюсь еще и повоюем!

В Яссах Ушакова ждала приятная неожиданность – Войнович, его старый недруг и завистник, был назначен командовать на Каспий, он же объявлялся командующим Черноморским корабельным флотом. Потемкин был предупредителен и добр:

– Не обременяя вас, Федор Федорович, правлением адмиралтейским, препоручаю вам начальство всего флота по военному употреблению!

– Обещаю, что сделаю все возможное, чтобы оправдать ваше доверие! – склонил голову контр-адмирал.

– Нынче и корабельный флот, и гребная флотилия наши уже сильней турецких. Войнович был бегать горазд, а не драться, пусть теперь по озеру Каспийскому бегает. Вас же знаю и ценю как отлично знающего, предприимчивого и охотника к службе. Вижу в вас себе помощника! На мелочи не размениваться, а искать и топить турецкий флот, хотя бы гнаться за ним пришлось до самого Царьграда! Будут ли просьбы?

– Личных просьб не имею! – не задумываясь, отвечал контр-адмирал. – А в интересах дела желал бы иметь при себе младшим флагманом бригадира Гавриила Голенкина, а флаг-капитаном капитана 2-го ранга Петра Данилова. За обоих ручаюсь!

– Хорошо! – коротко кивнул светлейший. – Забирай к себе обоих! А вот тебе мой ордер на первую диверсию у берегов турецких, с нее кампанию и начнешь!

В ордере значилось: «По прибытии немедленном в Севастополь… с самыми лучшими крейсерскими судами в подкрепление трех кораблей – “Георгия”, “Андрея” и “Александра”, да четырех фрегатов извольте выйти в море ради поиску. Крайне полезно бы было, если б удалось Вам схватить какие транспорты или же истребить где спущенные корабли у азиатских берегов. Я надеюсь, что Вы со всею ревностию исполните Вам порученное и заблаговременно возвратитесь в Севастополь для приуготовления всего флота в кампанию».

– Имеешь ли, Федор Федорович, вопросы какие? – спросил светлейший, ордер свой огласивши.

– Вопросов не имею, ваше сиятельство! – улыбнулся Ушаков. – Пора в Севастополь и за дело приниматься!

– С Богом! – перекрестил его Потемкин на прощание. – Верую, что зададим мы в этом году туркам перцы на хлябях морских, какого еще не задавали!

Проводив Ушакова, светлейший сразу же продиктовал письмо Екатерине: «Я так соглашу расположение на сухом пути, что вся будет удобность мне самому дать флотскую баталию… Прошу Вас, матушка, в разговорах, да и чрез других разглашать, что Вы не намерены на Черном море флотом действовать наступательно, а держаться у своего берега оборонительно. Сие дойдет до турков, и они выйдут, понадеясь, из канала, а то иначе их не выманить».

Не прост, ох, не прост был светлейший князь Григорий Иванович…

* * *

Ушаков вернулся в Севастополь перед Пасхой. На определенных в набеговую экспедицию кораблях и судах немедленно началась беготня, времени до выхода в море оставалось в обрез. Тем временем пришла колонна рекрут, из которых надо было спешно готовить матросов. Работы здесь предстояло немеренно, и делу матросскому обучить, и порядкам корабельным.

Служба матросская всегда сопряжена с травмами, и любая оплошность может обернуться бедой. Неосторожность при работе с парусами грозит падением на палубу или в море, то и другое почти верная смерть. При погрузке припасов матросы давят пальцы, руки и ноги, а частые гангрены приводят к ампутации конечностей даже при, казалось бы, пустячных травмах. Не меньше бед было от пушек. Неосторожное обращение с порохом грозило выжечь глаза, а неловкость при откатывании – разможжить ступни.

На Пасху контр-адмирал отстоял праздничный молебен. Корабли к этому дню сияли чистотой. В день Светлого Христова Воскресенья матросы надели все лучшее и чистое.