Читать книгу - "Гордость Карфагена - Дэвид Энтони Дарем"

— Тогда опиши мне ее словами, чтобы я мог найти ловушку, скрытую в ландшафте. Помоги мне придумать план битвы, и этим ты сделаешь свою жизнь очень ценной для меня.

Нумидиец долго не раздумывал. Он тут же открыл рот и начал говорить. Слова слетали с его губ плавно и ровно, как будто он цитировал заученный текст. Ганнибал откинулся на спинку стула, закрыл глаза и вдруг понял, что инфекция пощадила вид мира по другую сторону век. В его воображении все оставалось четким и красочным. Он слушал рассказ африканца и узнавал страну глубже, чем при изучении различных карт, которые во многом уступали описанию Туссело.

В тот же вечер к нему пришел врач и после долгого осмотра подтвердил печальную истину, уже известную Ганнибалу. Его глаз умер. Отныне ему было суждено смотреть на мир только единственным оком. «Ладно, — подумал он. —Я принимаю это». И тогда он почувствовал, что время отсрочек прошло. На следующий день его армия двинулась вперед, сея хаос пожарищ и разрушений. Повернувшись спиной к римским легионам в Арретиуме, Ганнибал пошел на Фесулу — укрепленный город, который он взял с наскока и изнасиловал в буквальном смысле слова. Мужчин и юношей убили, над женщинами безжалостно надругались, детей разогнали пинками по холмам. Его воины взяли все, что могли унести, остальное сожгли. Армия направилась на юг, повторяя трагедию Фесулы в других городах и поселениях. За ними простиралась черная пустыня отчаяния. В этом походе Ганнибал не проявлял ни малейшей жалости. Чтобы закончить войну, ему требовались сотни тысяч смертей, поэтому он решил пополнять свой счет ежедневно. В то же время террор создавал у римлян миф о превосходстве африканцев и подгонял их к поиску средств, способных остановить кровопролитие.

У города Кортона его разведчики доставили весть, которую он терпеливо ждал. Фламиний погнался за ними. Его легионеры преследовали карфагенскую армию в дикой спешке, боясь, что они вообще не настигнут добычу. Римляне вновь проглотили наживку.

* * *

Оказавшись ближе к западному побережью, чем к восточному, Силен нашел безвестную рыбацкую деревню чуть ниже города Аскул и лишь оттуда вышел в море. Вся его миссия требовала жесткой конспирации без каких-либо ссылок на Карфаген и без использования африканских кораблей. Второе условие, хотя и замедляло путешествие, имело положительный аспект. Римляне, прежде не любившие море, в последнее время проявляли интерес к военному кораблестроению. Силен не хотел плыть на судне, которое могло попасть под атаку их трирем.

Несмотря на секретность миссии, его трижды останавливали римские патрули. В первый раз Силен назвался торговцем из Гераклеи, якобы продававшим кожаные изделия по всему Адриатическому побережью. На вопрос, не рискованное ли это дело, учитывая нынешнюю войну, он ответил, что не сомневается в победе Рима над африканскими врагами и что после их разгрома плоды его отважного труда должны были принести ему столь долгожданное богатство. Когда он продемонстрировал образцы своих товаров и предложил солдатам скидку, ему разрешили следовать дальше.

Второй раз, в порту Сиракуз, он не стал называть профессию, а просто дал несколько уклончивых ответов. Вся его зрелость прошла в этом городе. Не мудрено, что по произношению римляне приняли его за местного жителя. Силена отпустили, взяв штраф за нарушение порядка. Он снова оказался в городе, который считался чудом зодчества. Именно здесь находилось такое архитектурное диво, как музей — обитель многих знаний и искусств, собранных в разных частях мира. Ему захотелось отвлечься от своей миссии, векарабкаться на знакомые холмы и осмотреть дорогие сердцу места или найти старых друзей и поделиться с ними рассказами о том, что он видел за последние годы. Его тянуло в компанию греков — так сильно, что сжимало живот от желания. Глядя на плоды греческих рук и ума, он не мог понять, почему связал свою жизнь с другим народом. Возможно, он совершал очередную глупость.

Когда он стоял на площади, размышляя о странностях судьбы, к нему подбежал один из портовых рабочих и сообщил, что корабль, который мог бы отвезти его в Эмпории, отправляется в плаванье нынешним вечером. Силен наградил мужчину за добрую весть и попросил его договориться о пассажирском месте на судне. Несмотря на все желания, томившие сердце, он должен был выполнить свое задание. Здесь побуждающим мотивом была не столько верность Ганнибалу, сколько его личные чувства. Хотя он ничего не сказал командиру, новость о пленении Ганнона потрясла его до основания. Если бы в тюремных застенках оказался любой другой Баркид, Силен бы тоже опечалился. Но Ганнон ему нравился. Это трудно было объяснить, однако он всегда находил нечто прекрасное в том, что остальные считали пороками и недостатками Ганнона. Его угрюмый характер сулил Силену особые наслаждения. Суеверный страх Ганнона перед знамениями и божественными символами заставлял грека улыбаться, вспоминая о собственных богохульствах. Он никогда еще не встречал человека, столь серьезно относившегося к жизни, стоявшего так близко к величию и не получавшего от этого радости. Ганнон не впечатлял своим мужеством, как Ганнибал; он уступал Гасдрубалу в красоте и Магону — в манерах. Но Силен не мог противиться себе. Ему нравился этот молчаливый воин. Он хотел бы иметь такое будущее, где они могли бы вместе проводить свой досуг согласно их природе и глубине отношений.

* * *

Ничто не казалось столь позорным для римских глаз, чем широкая панорама сельской местности и деревень, сожженных подлыми захватчиками. Преследуя карфагенскую армию через всю Этрурию, Фламиний ужасался картинам, которые открывались его взгляду. Как африканцы оказались к югу от него? Откуда они пришли? Новость, переданная ему разведчиками, вызывала шок и удивление. В каком-то смысле Ганнибал уже превзошел его в искусстве стратегии. Ловким маневром он проскользнул мимо него без сражений и стычек. Вслед за изумлением нахлынул гнев, и Фламиний не стал тратить время напрасно. Он отправил в погоню два легиона.

Преследование тоже выглядело странным. Если прежде Ганнибал старался действовать незаметно, то теперь он намеренно оставлял следы своего передвижения по стране. Они были записаны на лицах людей и поднимались к небу клубами черного дыма от тысячи пожарищ. Среди римских офицеров распространился слух, что карфагенский военачальник находился под покровительством новых богов и что его невозможно было победить. Нелепые бредни несли в себе семена сомнений. Фламиний решил доказать их абсурдность и не дать им перерасти в открытый страх.

Однажды вечером он приказал развести большой костер. Встав спиной к огню и осмотрев красные лица солдат, он произнес судьбоносную речь. Неужели они сами не видят,