Читать книгу - "Волчье море - Роберт Лоу"

Я молча зашарил в своем кошеле и выудил мятое, все в пятнах письмо наместника, после чего поклонился, что показалось мне подобающим. Араб принял письмо, разгладил, прочитал, а затем вернул мне с легкой улыбкой, поднял кнут в знак приветствия, поворотил своего великолепного жеребца и ускакал прочь.

— Что за херня? — прорычал Финн, появляясь из пыли, меч и щит в свежих зазубринах.

— Наш спаситель, — ответил я, все еще сбитый с толку.

— Такой милый, — прибавил Ботольв с мрачной усмешкой. Финн рассмеялся и взъерошил пыльные волосы Козленка. Тот тоже усмехнулся, пусть его смешок быстро перешел в надрывный кашель. Смеялись все, даже я. Облегчение выживших.

Квасир обошел площадь и вернулся с докладом.

— Десять убитых, шестеро раненых, — сказал он мне, мрачный, как каменный алтарь. — Сигват мертв. Гарди и Хедина Шкуродера мы нашли в поле, голых и выпотрошенных.

Ботольв тяжело вздохнул. Финн откинул голову и завыл, как больная собака. Квасир дернул его за плечо, только тогда он затих.

— Потерь было бы больше, если бы не сарацины, — продолжал Квасир, гладя Финна по плечу. — Старик Ахмад говорит, что их ведет командир крепости в Эн-Геди.

Я заметил поодаль вожака деревенских, и он тоже увидел меня и склонил голову в знак уважения, а затем пошел вместе с односельчанами в освобожденную деревню.

Сигват лежал на спине и улыбался двумя улыбками — одна протянулась от щеки к щеке, другая зияла от уха до уха. Кровь из обеих стекала в грязную слякоть под его головой.

— Сорока не обманула, — угрюмо произнес Коротышка Элдгрим. — Он был обречен.

— По крайней мере, Ингер убит, — отозвался Ботольв, выходя из разрушенной церкви и вскидывая вверх копье. — Мы положим его к ногам Сигвата и других.

Так мы и сделали, выкопав лодку-могилу за околицей селения, и нам помогали деревенские. Мы погребли Сигвата, Гарди, Хедина Шкуродера, Оски, Арнфинна, Торстейна Синяя Рубаха, Торда, Откеля, Карлсефни и Хрольва, плотника-дана, — сперва, конечно, вымыли и положили в землю с оружием и в кольчугах. А тело Ингера бросили им в ноги.

И в той же могиле мы схоронили Старкада и тех его людей, кого смогли отыскать в разоренных полях и канавах.

Клегги, опечаленный гибелью Хрольва, уверял, что наших погибших выкопают, едва мы уйдем, ведь их похоронили с кольчугами и мечами, но Ахмад настолько оскорбился, когда Козленок перевел ему это, что я уверился — наши мертвые побратимы в безопасности.

Мы заночевали с подветренной стороны разрушенной церкви — никому не хотелось идти внутрь, ибо там по-прежнему пахло кровью и смертью, даже после того, как усталые селяне собрали тела разбойников и похоронили их в другом месте.

Пусть они голодали, Ахмад и другие изрядно постарались и принесли нам кое-какой еды с разоренных полей. Крохи, конечно, однако заодно с нашими собственными скудными припасами это позволило кое-как перекусить, и мы старались не обращать внимания на запахи еды из сарацинского лагеря.

— Сегодня нас потрепали, — сказал Квасир, когда все расселись у костра, угрюмые, как вороны на пожаре.

— Кто бы говорил, — проворчал Ботольв, честно расставшийся с серебром, проспоренным Квасиру.

Но тот не радовался победе.

— Худшее еще впереди, — сказал я, все мигом умолкли. Я стиснул зубы и уставился в огонь, гадая, что сталось с Мартином, — монах исчез во время схватки, — его святым копьем и рунным мечом. Оружия не нашли ни при Ингере, ни поблизости; единственной добычей стало снятое с тела Ингера шейное кольцо Старкада и золотистая кольчуга. Теперь у меня есть то, что нужно ярлу Бранду. Стоило ли оно всех смертей — другой вопрос.

Двое сарацин возникли из мрака, при полном вооружении, и позвали меня побеседовать с Билалом аль-Джамилем ибн-Абделем Азизом ибн-Нидалом. Я, признаться, уходил от костра с облегчением, столь густым было витавшее над ним отчаяние. Козленок, повинуясь моему жесту, поспешил следом. Он сказал мне, что имя Билала означает «Билал прекрасный, сын Нидала, сына Абделя Великолепного, египтянин».

— Ты можешь называть его «господин», — добавил он многозначительно, когда я пробурчал, что с таким имечком язык сломаешь.

Этот Билал аль-Джамиль устроился в белом с золотом шатре, внутри горели фонари, землю устилали ковры, поверх были раскиданы подушки. Меня и Козленка пригласили садиться, как бы не замечая пыли, крови и гнетущего настроения. Я чуть было не отказался.

— Ты Орм, — сказал Билал аль-Джамиль по-гречески, почти чисто. — Аль-Кудс послал весточку, что ты гонишься за разбойниками, которые одолевали нас несколько недель. Мы смогли прикончить часть из них — десятка три, я полагаю, считая и вашего сородича.

— Он нам не родич, — торопливо возразил я. — С севера, как и мы, но не родич. Мы думали, его держат в плену, а он, похоже, был у них вожаком.

Билал аль-Джамиль нахмурился и молчал, пока тихий раб разливал набид в серебряные кубки и накладывал засахаренных орехов, которыми Козленок немедля набил рот.

— Не вожак, — наконец сказал араб и пренебрежительно махнул рукой. — Так, мелкая сошка. Главный у них Черное Сердце. Тот уволок все припасы, награбленные тут, в свое логово и укрылся там с тремя сотнями воинов.

Он скорчил гримасу.

— Они пожирают своих мертвецов, — поведал он. Для меня это была не новость. Потом он улыбнулся ослепительной, открытой, счастливой улыбкой. Так улыбаются безумцы и пьяницы. — Но мы вскроем его логово, этот Кальб аль-Куль, ты и я вместе.

Я поперхнулся набидом. Я-то думал, дело сделано. Насколько я мог судить, у Билала небольшой отряд всадников, как говорят сарацины, сага, а также десяток-другой пехотинцев. Вместе человек сто в лучшем случае, и горстка побратимов в довесок. Очень хотелось сказать ему, чтобы он шел трахать коз, что мне сильно повезет, если Братство не распадется до утра, а уж тащиться боги ведают куда и сражаться с такой оравой врагов…

Вместо этого я вытер губы и справился, где находится логово Черного Сердца.

Билал аль-Джамиль весело улыбнулся.

— В Масаде, — бодро ответил он, — недалеко от Эн-Геди.