Читать книгу - "Волчье море - Роберт Лоу"

Он тогда зачастил дальше, и из его скороговорки я понял, что мы вроде как их убьем, потому что у них нет оружия, и такова воля Аллаха. Козленок кивнул, улыбнулся и успокоил старика движением руки.

— Он думает, что мы разбойники, но все же надеется выжить, раз мы до сих пор на них не накинулись, — перевел Козленок. — Его зовут Ахмад, что значит «Достойный восхваления», и он предводитель этих людей из городка Текоа, что лежит под скалами Зиза.

— А он любит поболтать, — хмыкнул Квасир.

— Со страху, — проворчал Финн, затем покосился на меня. — Что скажешь, Торговец?

Я подумал, что у нас в обрез воды и пищи, и вообще мы слишком далеко от того места, где вода бликует на солнце, а чайки громко кричат от радости. И еще подумал, что мы оставили двоих у монахов на холме Аарона — двоих с лицами цвета соломы и с жизнью, вытекающей при каждом вздохе по их ногам. И они наверняка лишь первые из многих.

Вот о чем я думал. Но вслух попросил Козленка узнать у старосты о Мартине и Старкаде, равно как и о любых других афранги, — не ожидая, впрочем, услышать ничего полезного.

Козленок затараторил по-арабски, Ахмад ответил, Козленок внезапно встрепенулся и забросал старика вопросами, а потом повернулся ко мне. Его губы, серые на изможденном лице, дрожали.

— В поселении Ахмада есть развалины римской церкви, — проговорил мальчишка. Его руки как-то странно болтались, будто кожаные ремни на ветру. — Там обитает монах, не грек, а вроде тех, из церкви Аарона. И там были афранги, остались сражаться с разбойниками, вожак которых — человек с алыми волосами. Ахмад опасается, что монах и эти афранги уже мертвы, ибо разбойников было чересчур много, а их вожак — могучий воин. Ахмад говорит, что разбойники одержимы джиннами, но сильно торопились, чтобы не столкнуться с солдатами из крепости Эн-Геди.

— Ага, — заключил Финн, потрепал сияющего Козленка по пыльным волосам и, уронив наземь заплечный мешок, стал развязывать ремешки, стягивавшие скатанную кольчугу. — Настала пора подраться, а, Торговец?

— Кто этот рыжий? — спросил Сигват. — Похож на кого-то из наших.

— Верно, Ингер, — ответил Квасир.

— Ингер? — переспросил Сигват. — Кто такой Ингер?

— Коротышка. — Финн с кряхтением втиснулся в кольчугу. — И кривоногий. Из Хедермарка.

— Того звали Стурла, и он был вовсе не рыжий, — возразил Квасир. — А Ингер — верзила-славянин, кого мы прихватили в Альдейгьюборге.

— Кто считал себя борцом? — уточнил Ботольв.

Квасир кивнул.

— Он самый. Волосы цвета засохшей крови. Прямо как у тебя когда-то, Имир.

— Свинья языкатая, — беззлобно упрекнул Ботольв. — А с чего ты взял, что это он?

Квасир пожал плечами.

— У него самые рыжие волосы на свете, он был среди прочих, так что должен быть где-то тут, а еще он наполовину халландец, а таким нельзя доверять.

Ботольв нахмурился.

— Я сам из Халланда.

Квасир развел руками и осклабился.

— Вот именно. Два к одному, что Ингер — тот дерзкий ублюдок, о котором верещит этот полудохлый сарацин.

— Спорим, — согласился Ботольв. — Я ставлю унцию серебра, что ты больно много треплешь языком и тебе только кур топтать, а не домыслы строить.

Финн посмотрел на меня, и я ответил твердым взглядом. Говорить ничего не требовалось: если это Ингер, значит, он отвернулся от прежних товарищей и нарушил клятву.

На глазах у деревенских, топтавшихся вокруг и поднимавших клубы пыли, мы облачились в кольчуги и кожу, подтянули ремни и негромко переговаривались, как заведено перед схваткой; привычный расклад, привычная жизнь — другой мы, по большому счету, не знали.

Гарди встал, и я увидел, что у него новая обувка — две подошвы, перетянутые веревками, которые он выменял у деревенских. Какой-то селянин глодал лошадиную кость и таращился на свои босые ноги, а Гарди, ухмыляясь, достал лук и стукнул меня по плечу, прежде чем протолкаться сквозь толпу и пойти вперед по дороге. Хедин Шкуродер последовал за ним; вдвоем они смотрелись парой охотничьих собак.

Ахмад сказал что-то Козленку, который немедленно перевел:

— Он спрашивает, мы что, будем драться с разбойниками?

— Скажи, что да, — ответил я. — И мы требуем еды и воды в уплату за возвращение этой деревни ему и его людям.

— К йотунам этого старика и его людей, — проворчал Торстейн Бласерк, выпятив подбородок. — Мы берем то, что нам нужно, — так было всегда.

— Нам еще возвращаться этой дорогой, когда все закончится, — отозвался я. — Хочешь отбиваться от местных до самого моря?

Он недовольно фыркнул, но унялся, а Коротышка Элдгрим криво усмехнулся — сетка шрамов на его лице напоминала кору дерева.

— Наш Торговец мыслит здраво и глядит далеко вперед, — сказал он. — А в твоей башке нет ничего, что стоило бы прятать под шлемом.

Я рассеянно прислушивался к их перебранке, надевая собственную кольчугу, холодную даже по такой жаре, подтягивая ремни и пробуя острие клинка и все время спрашивая себя, вправду ли тот рыжий воин — Ингер-славянин, один из тех, кому на помощь мы торопились?

Если да, с какой стати он предводительствует людьми, что держат в заключении его товарищей? А остальные уже мертвы и съедены? А монах и впрямь Мартин? И кто те афранги, что защищали деревню? Вальгард и прочие, сумевшие бежать?

Вопросы вились и кружились черными птицами над голыми полями, а побратимы шагали по дороге, оставив позади многоголосый стон и плач. Показались и настоящие птицы, черные и белые, засновали по-над землей, а одна уселась на изгородь, к которой мы как раз подошли, склонила голову набок и уставилась на нас.

Сигват остановился; побратимы насторожились и встали в боевую стойку, озираясь по сторонам и выставив щиты.

— Что такое? — прошипел я.

— Сорока, — ответил он мрачно.

— Ятра Одина! — прорычал Квасир. — Не пчелы, так птицы. Что теперь, Сигват?

Я видел, как Козленок перекрестился, потом поймал мой взгляд и поспешно схватился за оберег Тора.

— Дурной знак. Сорока единственная из птиц не оплакала Христа. И она предвещает скорбь.

Финн с отвращением сплюнул.

— Уже и мальчишка пророчит!

Сигват пожал плечами:

— Не знаю, что там думают христиане, хотя мне и любопытно услышать об этом. Сорока — птица Хель, дочери Локи, у той тоже двойная окраска — лицо наполовину черное, наполовину бледное. Посланница Хель прилетела забрать тех, кто никогда не попадет в Вальгаллу.

Побратимы принялись чертить в воздухе знаки, страх растекался от них, как вонь по болоту.

— Мы все обречены, верно? — крикнул кто-то, и я понял, что нужно сделать. Во рту появился знакомый привкус — горечь ярловой гривны.