Читать книгу - "28 мгновений весны 1945-го - Вячеслав Алексеевич Никонов"

Начальник личной охраны фюрера генерал Раттенхубер сообщал о телеграмме «от фельдмаршала Кейтеля, который доносил о том, что 12-я армия подвергается сильным атакам советских войск и продолжать наступление на Берлин не может. 9-я армия полностью окружена русскими, а корпус Хольдта перешел к обороне. Таким образом, все наши надежды на спасение рухнули».

Вечером 27 апреля Вейдлингу «стало совершенно ясно, что имеется только две возможности: капитуляция или прорыв. Дальнейшее продолжение борьбы в Берлине означало преступление…

В 22 часа 27 апреля в кабинете Гитлера произошло обсуждение обстановки… Генерал Венк после первых успехов вел тяжелые оборонительные бои юго-западнее Потсдама. Берлин был окружен, и не чувствовалось никакого отвлечения сил с помощью четырех наступающих групп. На освобождение Берлина от блокады нельзя больше рассчитывать…

В этот момент в кабинет ворвался государственный секретарь Науман и, прервав мой доклад, в большом возбуждении доложил:

– Мой фюрер, стокгольмский радиопередатчик сообщил, что Гиммлер сделал предложение англичанам и американцам о капитуляции Германии и получил от них ответ, что они будут согласны вести переговоры, если к этому привлекут третьего партнера – Россию.

Воцарилась тишина. Гитлер стучал своими тремя карандашами по столу. Его лицо исказилось, в глазах был виден страх и испуг. Беззвучным голосом он сказал Геббельсу что-то похожее на слово “предатель”. Некоторое время сохранялось неприятное молчание, затем Кребс тихим голосом предложил мне продолжать доклад.

Я доложил, что оба аэродрома в Берлине – Темпельг и Гатов – были потеряны… Почти все крупные продовольственные склады, включая западный порт, 26 и 27 апреля перешли в руки противника. Уже чувствуется недостаток в боеприпасах…

Вся речь Гитлера сводилась к следующему:

– Если Берлин попадет в руки противника, то война будет проиграна. По этой причине я нахожусь здесь и отклоняю решительным образом всякую капитуляцию…

На этот раз предложить выйти из окружения путем прорыва я решил отказаться. Ввиду того что было уже 2 часа ночи, нас отпустили. С Гитлером в кабинете остались Геббельс и Борман».

Гитлер сначала не мог поверить в отступничество Гиммлера. Он попросил связаться со ставкой Дёница, чтобы тот расспросил (пока не допросил) находившегося там начальника СС. Гиммлер факт переговоров со шведами отрицал.

Фюрер поверил лишь тогда, когда информация шведского радио была подтверждена экстренным сообщением агентства Рейтер, в котором был и ответ глав трех держав Гиммлеру – о возможности капитуляции только перед всеми союзниками сразу.

Раттенхубер подтверждал, что «заместитель имперского шефа прессы Лоренц доложил Гитлеру, что, по сообщению агентства Рейтер, Гиммлер обратился к правительствам США и Англии с предложением заключить сепаратный мир. Гитлер в отчаянии бросил эту телеграмму на стол и промолвил:

– Теперь, когда даже Гиммлер изменил мне, я лучше умру здесь в Берлине, чем погибать где-нибудь на улице.

В тот же день Гитлер исключил Гиммлера из партии».

Фюрер также немедленно репрессировал обергруппенфюрера Германа Фегелейна, который представлял Гиммлера в ставке фюрера и был женат на сестре Евы Браун. Фегелейн подозрительно отсутствовал в бункере. На его поиски послали офицеров СС, которые нашли Фегелейна с любовницей пьяными в его квартире. Их багаж был готов к отъезду. Интересно, куда и как он собирался бежать? Фегелейна вернули под охраной в бункер.

Гитлер, белый от ярости, приказал начальнику гестапо группенфюреру Мюллеру допросить Фегелейна. Тот признался, что знал о встрече Гиммлера с графом Бернадоттом. Ева Браун отказалась вступаться за неверного зятя. С Фегелейна сорвали знаки отличия и награды, охрана фюрера вывела его из бункера и недалеко от входа расстреляла.

Раттенхубер наблюдал: «В этот день на Гитлера было страшно смотреть. Он еле говорил и еле двигался. Возвращаясь с военного совещания к себе в комнату, Гитлер мне сказал:

– Я не могу больше, жизнь мне опротивела».

Остававшаяся в бункере летчица Ганна Райч свидетельствовала: «В ночь с 27-го на 28-е обстрел канцелярии русскими достиг высшей точки интенсивности… Фюрером был созван второй “самоубийственный” совет. Снова были повторены все планы уничтожения тел каждого в убежище… Были даны последние инструкции, как принимать яд из флаконов. Вся группа была как бы загипнотизирована совещанием о самоубийстве, и началась общая дискуссия, каким образом произвести наиболее полное уничтожение тел».

Уинстон Черчилль все еще был под впечатлением от любезного письма от Сталина по поводу ответа Гиммлеру на его мирную инициативу. 27 апреля британский премьер выражал председателю Совнаркома свое удовлетворение и признательность: «На Вашу телеграмму от 25 апреля. Я был весьма рад узнать, что Вы не сомневались в том, как я поступил бы и как буду всегда поступать в отношении Вашей великолепной страны и в отношении Вас лично».

Но тут же Черчилль, даже не интересуясь для приличия тем, как идут дела в Берлине, послал телеграмму совсем иного свойства. Его волновало, чтобы советские войска в ходе наступления не думали сдвигать на запад англо-американские войска, которые уже вошли в советскую зону оккупации. И вопрос о том, что будет с оккупацией Австрии, о чем не было конкретной договоренности: «Приближающийся конец германского сопротивления делает необходимым, чтобы Соединенные Штаты, Великобритания и Советский Союз установили точную процедуру оккупации их вооруженными силами зон, которые они будут оккупировать в Германии и Австрии… Неизбежно, что в этот период наши войска окажутся расположенными на территориях, лежащих вне границ окончательных зон оккупации…

Разграничение зон в Германии уже установлено, и необходимо, чтобы мы без промедления достигли соглашения о зонах оккупации в Австрии во время предстоящей встречи в Вене, предложенной Вами… Для того чтобы избежать путаницы между двумя армиями и предотвратить переход какой-либо из них через границы районов, уже оккупированных другой армией, обе стороны должны останавливаться, когда и где они встретятся…

Что касается перемещений вооруженных сил после прекращения военных действий в каком-либо районе, то Ваши войска должны быть расположены в соответствии с военными требованиями, независимо от границ зон… На осуществление каких-либо существенных перемещений Вам необходимо, поскольку это позволит срочность обстановки, заблаговременно получать санкцию Объединенного Штаба». Свое полное согласие с этим посланием Черчилля «относительно надлежащей процедуры занятия нашими вооруженными силами зон, которые они будут оккупировать в Германии и Австрии», моментально подтвердил Трумэн.

То есть для осуществления «существенных перемещений» войск Москва должна была, по мысли британского премьера и американского президента, получать разрешение ОКНШ.

Сталин решил повременить с ответом.

В тот день ОКНШ дал санкцию – Аллену Даллесу. Он напишет: «Утром 27 апреля я прибыл в свой офис, а вскоре прибыли три сигнала, все