Читать книгу - "Тайна Нефертити (сборник) - Идиллия Дедусенко"

— Но вам и здесь придется поклоняться Атону — такова воля его сына — фараона.

— Я буду соблюдать волю фараона, но душу мою не трогайте!

Теперь, вспоминая об этом, Нефертити думала о том, что прежде, пока она была уверена в нерушимости супружеского союза, душа ее была спокойна. Впрочем, она не находила причин для волнения еще долгие годы и после того, как царская семья и высокопоставленные вельможи переехали в Ахетатон. Правда, многие жрецы, как и предсказывал Сет, не поехали с ними, остались в Фивах. И фараон распорядился готовить жрецов Атона из детей тех вельмож, которые поселились в новой столице. Среди них не было почти никого из старого окружения. Царь решительно порвал с теми жрецами и вельможами, кто не последовал за ним в новую столицу. Ходили даже слухи, будто он поклялся никогда не покидать пределы Ахетатона, чтобы не встречаться больше со своими недоброжелателями. Это был своего рода негласный союз, заключенный между ними и фараоном.

Переселение в Ахетатон состоялось в шестой год правления царя, уже объявившего свое новое имя — Эхнатон. Нефертити нравились и Ахетатон, и великолепные дворцы, и роскошные сады. К одному она не могла привыкнуть — к новым храмам, где вместо привычных изображений богов стояли статуи самого фараона. Но она принимала это как должное: ее муж велик, он сын бога и по праву занимает место в храмах Атона. Но когда они оставались вдвоем, великий богоподобный фараон был у ее ног. Она знала, что любима, и верила в нерушимость этого чувства, а значит и в незыблемость своего положения великой царицы.

Обожание фараона было так наглядно, что его видели и отмечали все придворные. Еще совсем недавно, когда умер вельможа, носитель царского опахала, на гробнице по его приказанию была высечена надпись, прославлявшая обожаемых им царя и царицу: «Да живет Атон ликующий на небосклоне вечно-вековечно, и царь Египта Эхнатон, и супруга его Нефертити — прекрасная, возлюбленная живым солнечным диском. Я — носитель опахала по правую сторону от царя был любим своим господином. Давал он мне пищу и довольствие ежедневно, осыпал меня всякими милостями. Возглашайте ему хвалу: пусть будет править вечно владыка Египта». Разве эти слова не свидетельствуют о счастье царственных супругов?

И вот всего несколько слов, которые так неосторожно обронил Эйе, какой-то намек и странное поведение Эхнатона заронили в ее сердце сомнение. Нефертити гнала его от себя и начала постепенно успокаиваться, но тут ей доложили, что фараон вновь отбыл в загородный дворец. Нефертити некоторое время стояла в оцепенении. Отбыл? Даже не простившись? Даже не повидавшись? Это было так больно сознавать ей, чувствовавшей, что она теряет власть над ним.

Наступила ночь. Она, как всегда, словно опрокинулась и на дворец, и на сады, и на широкий Нил, протекавший вдоль садов. Но прошло всего две-три минуты, и повсюду зажглись светильники. Чистейший рыбий жир, похожий на расплавленный янтарь, наполнял чаши, в которых плавали льняные фитили, изготовленные таким способом, что почти не чадили, зато ярко освещали все помещения дворца и аллеи сада.

Во дворцах фараонов не любили темноты, возможно, даже боялись. Не любила ее и Нефертити, но на время сна она приказывала оставлять лишь два крошечных светильника в углах спальни — полумрак действовал на нее успокаивающе. На этот раз она приказала не убирать мощные светильники и даже добавить к ним еще три-четыре.

Когда служанки вышли, Нефертити подошла к большому бронзовому зеркалу. В его ярко освещенной плоскости отразилась ее фигура, которую она стала рассматривать с большим пристрастием. Ей уже больше тридцати, но все до сих пор называют ее красавицей. Это запечатлел и скульптор, который недавно закончил работу над ее очередным бюстом. Вот этот бюст, стоит на золоченой подставке, и Нефертити с удовольствием отметила, что мастеру удалось передать горделивую посадку головы, особую выразительность слегка раскосых удлиненных глаз, царственную грациозность длинной шеи. На камне не видно морщин, но в зеркале отразились две легкие складочки в уголках рта и едва уловимые полоски на лбу. Днем косметические снадобья искусно скрывают изъяны, а после омовения их не скроешь, как и небольшие припухлости под глазами.

Она стояла перед зеркалом в тончайшей ночной одежде, сквозь которую хорошо просматривалось ее смуглое тело. Сегодня царица отказалась от натираний — она хотела увидеть свою кожу такой, какая дарована ей природой. Спустив одежду с плеч, Нефертити увидела слегка обвисшую грудь, а чуть ниже, на животе, легкие складки кожи. Несмотря на массаж и натирания маслами, благовониями, тело понемногу утрачивает былую упругость. Но чему же тут удивляться? Она родила шестерых девочек. Разве могло это пройти бесследно, хотя она и не вскармливала их своим молоком?

Радуют ли ее дочери? Что тут скажешь. Их судьба в руках богов. Старшая, Меритатон, уже замужем. Еe муж, принц Сменхкара, тоже, как и нынешний фараон, сын Аменхотепа III, но не от Тейе, а от другой матери, не блещет ни умом, ни талантами, ни красотой, и кажется, не очень здоров. Поскольку царица не родила ни одного мальчика, Эхнатон назначил его своим преемником.

Вторая дочь, Мактатон, умерла в девятилетнем возрасте, а остальные девочки — Нефернефру, Анхенсенпаатон, Нефернеферура и Сетепенра — еще ждали своих принцев.

Нефертити любила всех своих девочек и была спокойна за них, препоручив дочек многочисленным нянькам и слугам. Но ей самой было досадно, что она не смогла родить Эхнатону наследника, в чем он ее не раз упрекал. Правда, союз старшей дочери с братом фараона оставлял египетский трон за их династией, но лучше было бы иметь прямого наследника.

Упреки Эхнатона обижали царицу: кому появиться на свет — на то воля богов. В чем же она виновата? А его вины разве нет в том, что у них только дочери? В эту минуту образ мужа явно предстал перед ее глазами. Может, потому они и не могли произвести на свет сына, что сам фараон, как говорили при дворе, «женственно скроен». Для мужчины у него были слишком округлые бедра, что при его небольшом росте зрительно еще более расширяло фигуру. Голова похожа на тыкву, за что вельможи и называли его меж собой тыквоголовым. Мясистые губы под удлиненным носом, странный подбородок придавали лицу фараона вид, далекий от царственного. Но все это не мешало ему иметь о себе самое высокое мнение. Он не раз говорил, что до него не было фараона величественнее — ведь он сверг самого бога Амона и собственной волей утвердил себя сыном бога Атона!

Что правда, то правда: Эхнатон при всей своей кажущейся мягкотелости иной раз был способен на поступки. Не зря он снискал себе славу реформатора. Вот заставил всех поклоняться новому богу, затеял построить новую столицу и построил, подготовил указ о единой дисциплине для всех провинций, что, по его мнению, укрепит страну. Одного не любил Эхнатон — военных походов. Им он предпочитал охоту, а еще более — занятия поэзией. Царю не нужны были придворные стихотворцы, он сам сочинял оды, которые Нефертити слушала не без удовольствия. Пожалуй, больше всего в нем ее и привлекали склонность к творчеству, к романтике да еще та решительность, с которой он иногда утверждал собственную волю, невзирая на мнение жрецов и вельмож. Когда фараон проявлял твердость духа — и супруга его чувствовала себя в безопасности, трон под ней не шатался, и она могла смело вмешиваться в государственные дела, что считала своим долгом. Все деяния Нефертити были разумны, и за это она была почитаема не только народом, но даже завистниками-вельможами, она это точно знала.