Читать книгу - "Наши заповедники - Георгий Алексеевич Скребицкий"

благополучно, пи разу не провалившись, добрели до середины островка, где корневища были наиболее крепко сплетены, и там опустили наш щит. Приятель поставил на него свой стульчик, сел, огляделся по сторонам и уже хотел взяться за рисование. Но ему очень мешали птицы. Они то н дело налетали на непрошенного гостя, ударяя его грудью и крыльями.

— Не машите руками, потерпите немного, — посоветовал я, — тогда они скорее успокоятся и перестанут на вас нападать.

Я отошел в сторону, а приятель замер, предоставляя сердитым птицам полную возможность себя колотить. При каждом нападении он только поеживался и забавно втягивал голову в плечи.

Kак я и ожидал, неподвижность сидящего человека подействовала на чаек успокоительно. Через какие-нибудь пять — шесть минут они уже оставили его в покое и начали рассаживаться на гнезда.

Приятель осторожно взялся за рисование, а я отправился обратно к лодке. Приплыв домой, я сел за стол, собираясь записать все то, что наблюдал накануне.

Из окна моей комнаты был виден весь островок. «Что-то там делает мой гость?» Я взглянул в окно. Из зеленых, уже подросших за весну зарослей рогоза по пояс высовывалась долговязая фигура художника. Отсюда, издали, он в своей серой полотняной блузе и остроконечной шляне сам походил на какую-то забавную хохлатую птицу, сидящую в гнезде.

«Ну, пусть рисует», — подумал я, принимаясь за работу.

Минут через десять — пятнадцать я вновь поглядел в окно. Художник сидел все на том же месте, но теперь из камышей он виднелся уже не по пояс, а только по шею.

«Эх! Ведь предупреждал его: как начнете слегка погружаться, сейчас же перебирайтесь на новое место, — с досадой подумал я. — Досидится, пока не юркнет. Тогда и рисование, и краски — все пропадет. Ну, да не маленький, сам понимает».

Мне хотелось поскорее закончить описание своих наблюдений, и поэтому я снова принялся за работу. Сколько я проработал — не знаю, но только вдруг в соседней комнате послышался взволнованный голос жены:

— А где же Петр Иванович?

Глянул в окно, а из камышей только одна шляна торчит. Тут уже ждать было нечего, скорее лыжи в охапку — и на остров.

Подхожу ближе, смотрю — сидит мой Петр Иванович в воде выше пояса, будто в большущей ванне. Коробочек с красками тут же рядом плавает. Пузырька с водой нигде нет, да он и не нужен — воды кругом хоть отбавляй. Петр Иванович макает кисть и вправо, и влево, куда захочет. А в другой руке держит свой рисунок.

Я издали на рисунок взглянул и прямо ахнул: какой там этюд — настоящая картина, да еще какая! Смотрю на нее — будто в зеркале отражается весь островок, с зелеными камышами, с чайками. Взглянул на картину, потом опять на художника. Глубоко прогнулась под ним сплавина, много воды кругом набралось. Еще минута — не выдержат корневища, лопнут, прощай тогда все труды, и картина прощай, все в грязи очутится.

Кричу приятелю:

— Кончайте! Выбирайтесь скорей!

А он, видимо, так увлекся, ничего и не замечает.

— Сейчас, сейчас, — говорит, — еще два штриха…

— «Два штриха», — перебиваю я, — и вы на дне. Понимаете? Провалитесь, и все пропадет.

Тут только до Петра Ивановича наконец дошло, что он не у себя в мастерской, а на толком болоте. Огляделся кругом.

— Да, — говорит, — малость того, подзагруз! Как же мне теперь выбраться?

«Ну, — думаю, — это уже не беда, здесь неглубоко, выберется как-нибудь. А вот как рисунок спасти? Подойти поближе и взять невозможно — сразу же оба провалимся. Как же быть? Да вот как!» Я быстро протянул приятелю палку, которую всегда носил с собой, когда ходил по острову, и говорю Петру Ивановичу:

— Оторвите рисунок от картонки, приколите кнопкой к палке, вот так. Теперь я его возьму.

Ну, рисунок в моих руках, он спасен! Значит, труды не пропали даром, а остальное не так уж важно. Я повернулся и поскорее пошел прочь, подальше от ненадежного места.

Только отошел несколько шагов — слышу сзади какой-то всплеск, возню н потом испуганный крик:

— Алексеич, спасайте!

Оглянулся, а мой Петр Иванович уже в воде — вернее, в грязи; барахтается выше пояса. Вид перепуганный.

— Ничего, ничего, — успокаиваю я, — здесь неглубоко, утонуть нельзя. Вы животом старайтесь на корневища лечь и ползите; ползите подальше от места, где провалились. И лыжи с собой тащите.

— Да как же я их потащу? — не понимает Петр Иванович.

— Очень просто: веревку в зубы, вот так… Ну, поползли помаленьку. Смелее, смелее!

Петр Иванович ползет, то погружаясь в топкую грязь, то выбираясь из нее. В зубах он крепко держит веревку от лыж. От этого вид у него кажется сердитый, прямо зверский.

Я еле удерживаюсь, чтобы не расхохотаться. Наконец он выбирается на более твердое место и встает на лыжи во весь свой огромный рост. Теперь я уже не могу больше выдержать и громко смеюсь. С одежды Петра Иоановича ручьями течет вода; на его шляпе, на плечах, даже на бороде повисли какие-то длинные зеленые водоросли. Сейчас он похож не на звездочета, а на настоящего водяного. Как жаль, что у меня с собой нет фотоаппарата! Получился бы замечательный снимок.

По возвращении домой я дал приятелю переодеться. Правда, моя одежда была ему не совсем по плечу: рукава рубашки едва по локоть, а брюки — немного ниже колен. Но разве это могло кого-нибудь огорчить в такой чудесный, солнечный день?

— А как же краски и стульчик? — вдруг вспомнил приятель про вещи, оставшиеся на месте «катастрофы».

— Все устроим, — утешил я его. — Сейчас возьму удочку, схожу на остров и выужу.

Однако на деле это оказалось совсем не так просто. Стульчик я зацепил крючком и сразу же вытащил, а вот деревянный ящичек с красками хоть и плавал на жидкой поверхности, но подцепить его крючком никак не удавалось. Так и пришлось мне лечь на живот, подползти почти к самому месту происшествия и концом удилища кое-как подтащить злополучный ящичек.

Через час мы уже пили на крылечке чай и весело поглядывали на зеленый остров, над которым, как белые бабочки, носились чайки.

Свой рисунок Петр Иванович вставил в рамку и повесил у себя над диваном.

Сколько раз потом, сидя у него в кабинете, особенно в зимние вечера, когда за окном завывала вьюга и сыпала в стекла горсти мерзлого снега, мы весело вспоминали о том, с какими трудностями и приключениями явилось на свет это произведение искусства.

Мы готовимся к наблюдениям