Читать книгу - "Наши заповедники - Георгий Алексеевич Скребицкий"

В мае на лыжах

Теперь дорога мне была уже хорошо известна… Прямо с поезда я прошел к старичку, показал ему мое новое приспособление и попросил опять перевезти на остров.

Но старичок, видимо, совсем не одобрил мою затею. Он поглядел на лыжи, покачал головой и сказал:

— Эх, милый, хоть бы погоду получше выбрал!

Действительно, погода в этот день была очень плохая: сильно похолодало, накрапывал дождь, и даже изредка падали мокрые хлопья снега.

— А при чем тут погода? — сказал я. — На мне ватная куртка, лыжные брюки — авось не замерзну.

— Это-то конечно, — охотно согласился старичок. — А вот как окунешься в воду вместо со своими лыжами — тогда будешь знать. — И, видимо, не желая больше со мной разговаривать, он обратился к жене: — Ты, старуха, подтопи-ка печку еще разок да сухую одежу достань. Он сейчас искупается, на печке-то славно будет погреться.

Признаюсь, такие напутствия мне были совсем не по душе, и я сам уже начал сомневаться в целесообразности всей этой затеи. Но отступать назад было уже поздно.

Пока мы собирались в путь, дедушка посоветовал мне взять с собой о лодку побольше хворосту и несколько длинных палок, которые он приготовил для плетня.

— Набросаешь их на край острова — все-таки не сразу в самую топь полезешь.

Так я и сделал.

Когда мы подплыли к острову, я устроил у самого края настил из хвороста и положил на него свои лыжи. Кроме того, я взял в руку длинную палку. Может, где и пригодится.

Ну вот, все приготовления закончены. Наступил решающий момент вылезать из лодки и становиться на лыжи. Я осторожно попробовал опереться на лыжу одной ногой.

Пробую, а сам чувствую, как дедушка опять держит меня сзади за куртку. Молчу, будто не замечаю, — думаю: «Держи, держи, так-то надежнее будет».

Лыжа под ногою не погружалась в трясину, но, может, потому, что под ней был настил из хвороста? «Э-э, будь что будет!» Я шагнул из лодки и обеими йогами встал на лыжи. Держат, не тонут. Сделал шаг вперед — прямо с пастила в болото. Под ногами все задрожало, закачалось и стало медленно опускаться вниз. Но я уже перешагнул дальше и пошел, балансируя на каждом шагу, пошел, как по волнам, по зыбкой, колеблющейся поверхности болота.

Сзади из лодки старик мне что-то кричал, но мне некогда было прислушиваться к его словам — нужно было все время двигаться вперед, чтобы не провалиться, и в то же время управлять лыжами.

Вот когда я оценил веревки, прикрепленные, как вожжи, к носам лыж. Почти на каждом шагу мне приходилось приподнимать концы лыж, иначе они зацепились бы за корневища и зарылись в топкую трясину.

«Но о чем кричит мне старик?» Сделав шагов двадцать от лодки, я наконец прислушался.

— Беги, беги! — услышал я.

«Куда бежать? Зачем?» Я обернулся. Следом за мной по лыжне широким потоком лилась вода. Вот-вот настигнет и разольется вокруг.

Я изо всех сил стал удирать от воды и, к своей радости, почувствовал, что с каждым шагом почва под лыжами делалась все крепче. Она уже не так сильно колебалась. Можно было на минуту приостановиться и перевести дух, не рискуя, что тебя затопит нахлынувшая вода или что ты в тот же миг погрузишься в болото.

Я отошел от лодки в глубь острова уже шагов на сто. Теперь можно было и оглядеться по сторонам.

Вокруг меня находились сплошные заросли поломанных, примятых снегом к земле стеблей и листьев рогоза — того самого рогоза, который в конце лета так красиво темнеет на топких болотах своими бархатными головками. Но сейчас, ранней весной, никаких бархатных головок, конечно, еще не было. Всюду виднелась одна только серовато-бурая щетина прошлогодних стеблей.

Поверхность острова была совершенно плоская и однообразная; впереди ни одного холмика, ни одного признака твердой земли.

Однако долго разглядывать все это было некогда. Я ведь стоял не на берегу, а на топкой сплавине. Она начала подо мной медленно погружаться. Но к этому ощущению я уже немного привык.

Двинулся дальше в глубь острова. Среди серой щетины поломанного прошлогоднего рогоза я уже различал сидящих белых птиц. Еще немного усилий — и я на месте гнездовья.

Вот ближайшие чайки срываются со своих мест, с громким криком взлетают в воздух; за ними взлетают те, что подальше, еще и еще… И вдруг вся масса встревоженных птиц летит… но летит не прочь от меня, а на меня, прямо мне в лицо.

Я едва успел заслонить руками глаза, как почувствовал сильный удар в лоб. Шапка слетела с головы куда-то в сторону. А птицы с яростным криком носились вокруг меня, поминутно больно ударяя в голову грудью и крыльями.

Опомнившись от неожиданности, я замахал над головою палкой, которую все время не выпускал из рук, и разогнал птиц. Они продолжали летать вокруг, но уже нападать на меня не осмеливались.

«А где же моя шапка?» Я сделал несколько шагов в сторону, нагнулся за ней и тут только заметил под самыми ногами чаечье гнездо. Это была небольшая кучка тех же самых прошлогодних стеблей и листьев рогоза; а на ней в углублении — два крупных яйца, поменьше куриных. Они были буроватой окраски с пестринками и совершенно сливались с окружающим фоном. Оглянувшись назад, я увидел, что нечаянно уже раздавил лыжей яйца в одном из таких же гнезд.

А вот впереди еще точно такая же кучка стеблей, и на ней тоже яйца. И рядом — еще и еще… Гнезд было такое множество, что невозможно идти на лыжах, не рискуя подавить яйца.

Но идти дальше мне, собственно говоря, было и незачем: первое задание — пробраться к месту гнездовья — мною уже выполнено. Я осторожно повернул лыжи и пошел назад, к лодке.

Обернувшись, я увидел, что чайки туг же за моей спиной вновь занимали свои гнезда. Птицы деловито поправляли в них клювом яйца и садились их насиживать.

Все это происходило в каких-нибудь пяти-шести шагах от меня. Прямо не верилось, что это дикие, а не домашние птицы.

Возвращаться к лодке оказалось труднее, чем уходить от нее. Чем ближе к краю островка, тем почва под ногами становилась все более и более зыбкой. Делалось жутко, что корневища не выдержат, лопнут и провалишься в грязь, в ледяную воду. Но я все-таки не провалился и благополучно добрался до лодки. Вот когда я, наконец,