Читать книгу - "28 мгновений весны 1945-го - Вячеслав Алексеевич Никонов"

Возвращаясь в Хоэнлихен, мы постоянно встречали пехотные колонны, танки и артиллерию вермахта, растянувшиеся по дорогам, а с воздуха нас неотступно преследовали вражеские бомбардировщики и истребители противника.

По прибытии в Хоэнлихен Гиммлер спросил меня:

– Я должен что-то предпринять, Шелленберг, только что именно?»

И тут они вспомнили о графе Фольке Бернадотте, который был не только вице-президентом шведского Красного Креста, но и племянником шведского короля Густава V (и крестным отцом ныне правящего короля Карла XVI Густава). Бернадотт и ранее уже встречался с Гиммлером, они договаривались в основном об обмене жизни кого-то из заключенных в германских концлагерях на возможность использовать территорию Швеции для транспортировки немецких войск, а также военных и продовольственных грузов.

Шелленберг предложил Гиммлеру вновь встретиться с Бернадоттом. «Я не знал, где находится граф. Кажется, он был тогда в Любеке. Гиммлер решил, что я должен тотчас же поехать туда и упросить его передать западным державам заявление о капитуляции. Я срочно подготовился к отъезду и в 16 часов 30 минут тронулся в путь. К сожалению, из-за постоянных воздушных налетов и дорожных пробок я продвигался очень медленно и прибыл в Любек только поздней ночью. Там я узнал, что граф Бернадотт находится в Апенраде, в Дании». Сама Дания тогда была оккупирована немцами, так что логистических проблем для встречи не возникло. Шелленберг связался с Бернадоттом по телефону. «Мы договорились встретиться 23 апреля в 15 часов в шведском консульстве во Фленсбурге».

В воскресенье, 22 апреля, с утра Гарри Трумэн посетил церковь в больнице Уолтер Рид, затем повидал генерала Джона Першинга, героя Первой мировой войны, которому было тогда 85 лет. «Я хотел выразить ему свое уважение».

После этого Трумэн пригласил в Блэр Хаус госсекретаря Стеттиниуса, посла в Москве Гарримана, заместителя госсекретаря Джеймса Данна и специалиста по СССР Чарльза Юстаса («Чипа») Болена, проработавшего в посольстве в Москве много лет. Президент хотел приготовиться к вечерней встрече с советским гостем. «Государственный секретарь рассказал мне о подготовке встречи Молотова в аэропорту, – вспоминал президент. – Не будет военных почестей, но после ужина я приму мистера Молотова в присутствии посла Гарримана и Болена как переводчика».

Ситуация вокруг польского вопроса и так накалялась, а тут еще Сталин решил подлить масла в огонь. 16 апреля советское правительство заявило о намерении заключить с польским Временным правительством договор о дружбе и союзе. Протесты западных послов действия не возымели, и как раз 22 апреля в Москве объявили о подписании договора.

«Несмотря на предложение отложить советско-польские переговоры по заключению соглашения, Москва и Люблинское правительство заключили пакт, – возмущался Трумэн. – В связи с этим секретарь Стеттиниус спросил, собираюсь ли я поднять этот вопрос с Молотовым, когда он приедет. Я ответил, что предпочел бы сам не поднимать вопрос, но если Молотов захочет его упомянуть, я скажу ему со всей откровенностью, что это не помогает продвижению к решению польского вопроса.

В это время приехал мистер Иден, британский министр иностранных дел, и он тоже поднял вопрос о советско-польском договоре». Иден заверил о полной солидарности его правительства с жесткими оценками президента. Теперь Трумэн чувствовал себя во всеоружии.

Неофициальная встреча Молотова с американским президентом состоялась в Блэр Хаусе в 8.30 вечера. Разговор напоминал танец двух боксеров, еще только присматривающихся друг к другу.

«Я приветствовал советского министра иностранных дел в Соединенных Штатах и спросил о его долгом путешествии по воздуху, – напишет Трумэн. – Я уверил его в моем восхищении деяниями маршала Сталина и Советского Союза и выразил надежду на возможность поддержания отношений, которые президент Рузвельт установил между нашими двумя странами.

Молотов передал приветствия мне от Сталина и сказал, что рад слышать лично от меня, что я собираюсь проводить политику дружбы. Это дало мне возможность сказать Молотову, что я твердо придерживаюсь обязательств и соглашений покойного великого президента и сделаю все, что в моих силах, чтобы следовать его курсом».

– Хорошей основой для согласия служат решения конференций в Думбартон-Оксе и в Крыму, – заметил Молотов.

– Я твердо стою за эти решения и намерен претворить их в жизнь, – заявил президент и перешел к тому, что его волновало: – Хотел бы в связи с этим подчеркнуть, что наиболее сложный вопрос, относящийся к Крымским соглашениям, это польская проблема. Правильное решение имело бы огромное значение из-за его влияния на американское общественное мнение.

– Мы понимаем эту проблему, – парировал Молотов. – Она еще более важна для Советского Союза. Польша далеко от Соединенных Штатов, но граничит с СССР. Поэтому вопрос о Польше для нас имеет жизненное значение.

– Это так. Но в широком контексте польский вопрос стал для нашего народа символом будущего развития международных отношений. Есть и ряд более мелких проблем, которые, я надеюсь, вы решите здесь в Вашингтоне с мистером Иденом и мистером Стеттиниусом.

Молотов не возражал:

– Согласие легко может быть достигнуто, если взгляды Советского Союза будут приниматься во внимание. Советский Союз придает большое значение конференции в Сан-Франциско. С учетом событий последних недель на фронте политические вопросы приобретают все большее значение.

– Да, именно поэтому я и захотел с вами встретиться.

– Дискуссии между тремя главами государств всегда были плодотворными и приводили к хорошим соглашениям. А сохраняют ли силу ялтинские договоренности по Дальнему Востоку?

Трумэн подтвердил:

– Я намерен выполнить все договоренности, достигнутые президентом Рузвельтом.

Трумэн не написал в мемуарах, что переговоры проходили не после ужина, а до него. А потом был ужин, во время которого президент провозгласил тост за Сталина и предложил с ним встретиться, на что Молотов в ответном тосте сказал:

– Советское правительство будет радо видеть вас в Москве, и чем скорее, тем лучше. Ваша встреча с маршалом Сталиным имела бы очень большое значение. Установление личных отношений между руководителями правительств всегда весьма важно.

Первая встреча с президентом не предвещала больших проблем. Но это было не так.

Серьезные сложности проявились уже на переговорах, которые тем же вечером продолжились в Госдепартаменте, где к Стеттиниусу и Молотову присоединился Иден. Молотов имел жесткое указание Сталина твердо держаться уже заявленной позиции и уклоняться от попыток союзников «решить вместе с тобой польский вопрос в Америке», ссылаясь на отсутствие там представителей Временного польского правительства. Неудивительно, что при таком настрое работа министров Большой тройки в Вашингтоне не продвинулась ни на шаг.

По итогам переговоров в тот вечер в Госдепартаменте британский министр сообщал Черчиллю: «Мы не достигли никакого прогресса».

Он предлагал своему премьеру и Стеттиниусу в качестве последнего средства нажима на русских отложить открытие конференции в Сан-Франциско.

23 апреля Трумэн и Молотов встречались для официальных