Читать книгу - "Отряд тайных дел. Книга 1. Разбойный приказ - Андрей Посняков"

Вечер выдался дождливым, серым. Вроде бы до полудня небо было лазурным, чистым, и вдруг к вечеру на2 тебе – появились поначалу маленькие облачка-тучки, быстро собравшиеся в сожравшую небо синь. Ждали грозы, однако ничего подобного не было: не гремел гром, не сверкали молнии, а просто полил дождь и лил весь вечер, мелко, нудно и не переставая. Иногда, правда, почти прекращался, словно сбираясь с силами, чтоб немного погодя хлынуть опять. Дороги быстро раскисли, превратились в месиво из песка и глины, в многочисленных лужах, довольно похрюкивая, разлеглись свиньи – дождь-то был теплый, грибной.

Сквозь призывно распахнутую дверь царева кабака пробивался тусклый свет дрожащих свечей. Прямо над дверью был прибит известный всякому питуху кабацкий знак – еловая ветка. Под навесом, у коновязи, топталось с полдесятка лошадей, там же стояли и слуги, болтали, по очереди прикладываясь к большой плетеной баклажке.

– Эй, православные, – сворачивая с улицы, обратился к ним Иванко. – Царев кабак здесь ли?

– Здесь, здесь, – закивали парни. – Эвон, ворота распахнуты.

Поблагодарив, Иван поправил на плечах суконную однорядку и, сняв шапку, вошел в питейное заведение. Изнутри кабак оказался довольно просторным, с украшенной поливными изразцами печью – чтобы зимой питухи не мерзли – и тремя длинными столами, сколоченными из крепких досок. Вдоль столов стояли такие же крепкие скамейки, к стенам были прибиты лавки, на которых, впрочем, никто не сидел, а каждый вновь входящий сбрасывал туда мокрую одежку – кафтан или армячишко, – оставаясь до неприличности раздетым – в зипунах и рубахах. Впрочем, подобные вольности здесь, кажется, никого не смущали.

Иван тоже сбросил мокрую однорядку и, одернув полукафтан, скромненько присел в уголку, заказав целовальнику перевара. Кроме перевара – вещицы жутко хмельной, кою гнали чуть ли не из навоза, – никакого другого напитка в кабаке не было, что и понятно: цареву водку, квасы, медовухи – все делали из зерна, а зерна-то в нынешние времена было мало – неурожаи, голод. Вот и пили питухи что придется.

Сивоволосый служка живо спроворил новому посетителю глиняную кружку ядреного напитка и маленькую мисочку кислой прошлогодней капусты – зажевать. Больше никакой еды в кабаках не полагалось, хочешь щей похлебать – иди в корчму или на постоялый двор, а сюда не есть – пить приходят. И пьют крепко! С того питухам разоренье, а царевой казне прибыток, о том присмотрщик за кабаком заботится, не красть да питухов не обирать обещав, на чем и крест целовал, клялся, оттого – целовальник. А в помощниках у него юркие парни – кабацкая теребень – они и перевар подливают, и капустку подносят, а если кто перебрал, так и домой отведут за особую плату. Пока, правда, перебравших вроде бы не наблюдалось, рановато еще… хотя, нет, вроде бы похрапывал кто-то под лавкой, определенно – похрапывал.

За столами сидело уже десятка полтора человек, судя по одежке – мелкие купцы, припозднившиеся с торгов однодворцы, артельщики – плотники или мастеровые. Наверняка имелись и лоцманы, и матросы с баркасов, оставалось лишь их выявить да разговорить, зацепиться языками. Денег пока вроде хватало… Иван тяжко вздохнул, вспомнив это «пока». Чего душой кривить – деньги таяли, как снег жарким майским днем. Ну, на прожитье да на пропитание, положим, уходило немного, зато отбить все претензии Введенского монастыря к Митьке и Василиске стоило немаленьких денег. Да, выданное дьяком разбойного приказа серебро неумолимо подходило к концу. Приходилось экономить – еще пара недель, и, пожалуй, хоть на паперть иди христарадничать, а ведь еще дела делать да потом до Москвы добираться. Тут призадумаешься, завздыхаешь.

– Что, мил человек, вздыхаешь? – На скамью рядом с Иваном опустился здоровенный мосластый мужик с пегой всклокоченной бородой и красными мозолистыми руками. Мокрый армяк мужик так и не снял, лишь распахнул на груди и теперь дожидался служку с заказанным переваром.

– Чего вздыхаю? – Иван улыбнулся. – А грустно чего-то, да дождь, собака, льет – на улицу, носа не замочив, не выйдешь.

– Да уж, – охотно согласился мужик. – Мефодий сегодня. А на Мефодия дождь – так сорок ден дождь, примета такая.

И в самом деле, как раз сегодня был очередной церковный праздник, день священномученика Мефодия, епископа Патарского, известного на Руси как Мефодий-перепелятник. С этого дня люди, охотившиеся на перепелов, – их так и называли, перепелятники – специально наблюдали за озимыми: ежели над полем летят паутины да носится мошкара – там и будут перепела собираться, так и жди удачи охотничьей.

К столу подбежал служка, поставил с поклоном кружицу:

– На здоровьице!

– Козьма Куцее Вымя, артельный староста, – подняв кружку, улыбнулся мужик. – Ну, за знакомство!

– Иван, Леонтьев сын, торгового гостя приказчик, – в свою очередь представился Иванко. Выпили. В голове зашумело.

Козьма с укоризной качнул головой:

– Чтой-то ты мало пьешь, Иване!

– А я вообще… – Выдохнув, юноша справился с нахлынувшим опьянением. – Вообще малопьющий.

– Малыми кружечками, что ль, пьешь? – хохотнул артельщик. – Поня-а-атно.

И больше как отрезало – с выпивкой не приставал. Сам-то пил сколько хотел, а знакомца нового не неволил. Дальше, слово за слово, пошла беседа. Козьма оказался не местным, из Новгорода, однако в Тихвине бывал не впервой и многих здесь хорошо знал. Этим и воспользовался Иванко: сославшись на указ мифического купца – своего хозяина, – стал выспрашивать подробненько про лоцманов да баркасы.

– А купчине твоему в которую сторону плыть-то? – полюбопытствовал артельный староста. – По Волхову аль по Мологе да Чагодоще – к Волге?

– В Стокгольм, – негромко отозвался Иван.

– А, в Стекольны, – по-своему обозвал шведскую столицу плотник. – Знаем сей град.

– Бывал, что ли? – Юноша недоверчиво моргнул.

– И не раз, – спокойно, без всякого хвастовства, отозвался собеседник. – Нашим гостям торговым избы там ладили да амбары. Ино до осени не успели, остались и на зиму – с подрядчиком познакомились, вот как с тобой, в корчме, после и свеям домишки рубили. Энгельберт Хазер, подрядчик, хоть и лютерской веры, а человек оказался честный. На верфях подрабатывали, где корабли рубят. Ух, я тебе скажу, и кораблищи – огромные, не то что наши карбасы. Океанских плаваний суда, понимать надо!

– Так ты, чай, и лоцманов знаешь, и карбасных?

– Знаю, – Козьма улыбнулся. – Не всех, но многих. Вишь, во-он, у дальней стены, на лавочке, человечек сидит. Не, не тот, что башкой пьяной к стене привалился, другой, рядом, в немецком кафтане.

– Белобрысый такой?

– Угу. То Терентий Ухо, как раз из заморских лоцманов будет. Свести тебя?

– Давай.

– Ну, обожди немного.

Похлопав чуть захмелевшего Ивана – а захмелеешь тут, куда деться, какими бы порциями ни пил! – по плечу, Козьма Куцее Вымя вразвалочку подошел к лоцману, что-то сказал, кивая на молодого «приказчика». Лоцман Терентий проворно поднялся на ноги и чуть погодя уже сидел на лавке между Козьмой и Иваном.