Читать книгу - "Золотой вулкан - Жюль Верн"

И тем не менее существовал документ — правда, неполный и несовершенный, но все же способный дополнить и уточнить всю эту историю. Речь идет о наброске, найденном в бумажнике Жака Лорье, — безусловно, карте той местности, где он со своим компаньоном провел последний сезон. Что это за местность? Где течет река, извилистая линия которой вьется на карте с востока на запад? Это приток Юкона или приток Поркьюпайна? Занимает ли нарисованная река часть земель Компании Гудзонова залива вокруг Форт-Мак-Ферсона, что невдалеке от устья Маккензи, этой большой реки, впадающей в Ледовитый океан? Когда Бен Реддл приближал к глазам Жака Лорье карту, вероятно, им же и набросанную, тот на мгновение оживлялся. Он узнавал ее и, казалось, хотел сказать: «Да, это там… там». Ни Бен Реддл, ни мастер никак не хотели усомниться в том, что именно в этом месте была обнаружена богатая залежь. Им казалось даже, что, если бы больной нашел в себе силы заговорить, он все-таки не сказал бы всего, ему известного.

Может быть, в этой душе, готовой покинуть изможденное тело, все еще теплилась надежда вернуться к жизни? Может быть, этот несчастный мысленно говорил себе, что он не желает, чтобы его труды и муки пропали даром, и надеется увидеть свою мать, которой обеспечит безбедное существование на старости лет? Может быть, он грезил о том, чтобы возобновить кампанию после зимы, когда он и сам поправится?

Прошло еще несколько дней. Зима вступила во все свои права. Температура не раз опускалась до пятидесяти градусов, воздух был сух. Выходить из дома на сколько-нибудь продолжительное время было рискованно и даже просто невозможно. Оба кузена, когда не находились в монастырской больнице, проводили долгие часы в своем гостиничном номере. Иногда, укутавшись с головой в меха, они забегали в какое-нибудь казино или игорный дом, но сами не играли. Впрочем, эти заведения были немноголюдны: большинство рудокопов еще до больших холодов, пока дороги были пригодны для передвижения, уехали в Дайю, Скагуэй и Ванкувер. Именно там, а не здесь, картежники яростно сражались в «фараона» и другие игры.

Возможно, что и Хантер с Мэлоуном засели на зиму в одном из этих городов. Достоверным оставалось то, что после катастрофы на Фортимайлз никто не видел их в Доусоне. Было также маловероятно, что они оказались в числе жертв землетрясения: все погибшие были опознаны канадской и американской полицией.

Само собой разумеется, что в эти дни, когда свирепствовали снежные бури и бураны, Самми Ским и Нелуто не ходили на охоту, о чем глубоко сожалели, так как медведи бродили прямо у самого города.

Чрезвычайно низкие температуры увеличивали число больных и еще более опустошали город. Больница не вмещала пациентов, и койки мгновенно заполнялись новыми, когда умерших увозили на кладбище. Недолго оставалось ждать и освобождения комнатки, в которой лежал Жак Лорье.

Конечно, уход за ним продолжался, даже особо заботливый уход. Сестры уделяли ему много времени и внимания, доктор Пилкокс применял все способы и средства для поддержания жизни в этом вконец измученном и истощенном теле. Бен Реддл и Самми Ским относились к нему с теплотой соотечественников. Но тот уже ничего не ел, жить ему оставалось считанные дни, а быть может, и часы.

Утром двадцать седьмого ноября Жака Лорье охватил сильнейший кризисный приступ. Думали, что он сейчас умрет. При всей своей слабости Лорье так бился и метался, что приходилось удерживать его в постели. При этом он безостановочно бормотал:

— Там… там… вулкан… извержение… золото… золотая лава…

Затем в отчаянии призывал:

— Мама, матушка… это для тебя… для тебя одной!

После долгого приступа, исполненного страха и тревоги, несчастный снова впал в прострацию. Признаком жизни было только едва заметное дыхание. Но агония еще не наступила. По мнению доктора, Лорье не вынесет второго такого кризиса и испустит дух.

Днем Бен Реддл сидел у изголовья больного. Тот был спокоен, и к нему как будто даже вернулось сознание. Наступило своеобразное улучшение, случающееся иногда перед самой смертью.

Жак Лорье открыл глаза и пристально поглядел на Бена Реддла, того самого Бена Реддла, которому он кое-как, но все же рассказал о своих приключениях и который не раз отвечал ему:

— Мы ваши друзья… друзья, которые не покинут вас. Мы сделаем все, что сможем, для вас и для вашей матери.

Теперь, ухватив Бена Реддла за руку, он произнес:

— Выслушайте меня… я умираю… жизнь уходит… я это чувствую.

— Нет, нет, — запротестовал инженер, — вы выздоровеете, мой друг!

— Яумираю, — повторил Жак Лорье. — Приблизьтесь, месье Реддл, и выслушайте внимательно, что я вам скажу.

Постепенно слабеющим, но в то же время ясным голосом человека, пребывающего в здравом рассудке и твердой памяти, он начал говорить Бену Реддлу:

— Карту, которую вы у меня нашли… которую вы мне показывали… покажите еще раз.

Бен Реддл тотчас исполнил его желание.

— Это, — продолжал француз, — карта места, откуда я возвращался. Там богатейшие в мире залежи. Стоит копнуть землю, и покажется золото. Да земля сама скоро выбросит его из своих недр! Там я открыл гору, вулкан, внутри которого огромное количество золота… да, Золотой вулкан… Голден-Маунт.

— Золотой вулкан? — воскликнул Бен Реддл, но в его голосе больному послышались нотки недоверия.

— Поверьте мне! — Жак Лорье усилием воли повысил голос и попытался приподняться. — Поверьте, и если вы не нуждаетесь в этом сокровище, пусть оно достанется моей матери… нет, разделите его с ней. Я поднялся на эту гору, спустился в погасший кратер. Он наполнен золотоносным кварцем, самородками… Остается только их собрать…

На несколько минут больной затих и вытянулся на постели. Потом опять открыл глаза.

— Вы здесь… не ушли… вы рядом… вы мне поверили… вы туда пойдете… туда… на Голден-Маунт.

Голос становился все тише и тише. Бен Реддл, руку которого умирающий не отпускал, склонился еще ближе.

— Там… в точке, помеченной буквой «X» на карте… около реки… Раббер. Она отделяется от левого рукава Маккензи… прямо на север от Клондайка… вулкан, ближайшее извержение которого выбросит самородки… а шлак состоит из золотой пыли… там… там…

Жак Лорье, полуподнявшись на руках Бена Реддла, протянул дрожащую ладонь в сторону севера.

С побелевших губ его слетели последние слова:

— Для моей матери… для матушки.

Содрогнувшись в конвульсиях, он плашмя застыл в постели.

Он был мертв.