Читать книгу - "Дуэль на троих - Михаил Крупин"

Пикар взвыл и попятился, быстро семеня со сжатыми ногами. С этой минуты начался его разгром…

Отец, вскарабкавшись по плитчатым ступенькам, ударил в малый колокол часовни. В рассветной мгле над полуживым городом поплыл осиплый звон…

Пикар, бросив меня, побежал к часовне. Я метнулся следом, испугавшись, что поганец зарубит отца. Но, видимо, не решаясь меня оставить в тылу, полковник только быстрым взмахом сабли срезал малое бильце с веревки. Колокольчик пал прямо в монетную россыпь, черпнув ее будто песок.

Пикар тут же развернулся ко мне. В его глазах я прочитал твердое решение покончить со мной одним-двумя ударами.

И впрямь первым ударом он легко выбил, черканув мне по пальцам возле эфеса, клинок. А вторым… Вторым был удар барона Бекле. Я сразу понял, что папаша заманил полковника к часовне именно для этого.

Со скрежетом зубовным и ужасным стоном, отец обрушил сзади на треклятую полковничью башку, что бы вы думали?.. Золотую булаву, унизанную вместо боевых шипов алмазами и гиацинтами! Бесценную реликвию из дедовой коллекции! С персидским зернистым узором!

Пикар секунду еще продержался на ватных ногах. А потом, как сноп, шмякнулся – сперва на колени, а потом немного вбок – проломленной башкой на кирпичи. И вокруг него посыпались рубины, алмазы, рубины, алмазы…

Сам золотой шар тоже упал рядом с безжизненной головой полковника. Прокатился чуть-чуть и замедлился.

Я подошел к отцу.

– Как ты, папа? – Осторожно взялся за стрелу, торчащую в его плече.

– Куда? Грязными руками!.. – взмолился он со стоном.

* * *

Я отыскал в ранце мертвого Люка фляжку водки и бинты. Промыл водкой руки, потом поплескал и на раневой вход стрелы. Отец недовольно отнял у меня фляжку и, как говорится в таких случаях, жадно приник к ней. Затем сам начал руководить операцией по удалению из тела археологической ценности XVI века…

Уже бинтуя его рану, я заметил, как тихо стало вдруг в городе. Было уже совсем светло…

Внизу раздался цокот дюжины-другой подков. Я подошел к краю бойницы. По дорожке вдоль стены ехало несколько конных казаков. Видимо, это были передовые разъезды русской армии. Я свистнул в два пальца и махнул им рукой…

Трое из них тут же перевели из-за плеч вперед ружья.

– Донцы! – крикнул я, как генерал на смотру, вытянулся, взял под козырек и с нарастанием заблажил: – Поздравляю вас с освобождением древней столицы Отчизны – города Ма-а-а-сквы!

Странно, но никто не ответил мне молодецким троекратным «ура!»

Разумные русские воины смотрели на меня снизу как на буйнопомешанного идиота.

– Ты кто? – спросил один. – Наш али не наш будешь?

– Да иди ты в баню, – сказал я ему.

– Во! Теперь понял! – засмеялся казак и спрыгнул с седла. Еще трое его друзей спешились и вошли в башню. Брякая по ступенькам сабельками, взбежали ко мне наверх.

– Чего тут у тебя? – спросил первый казак, выйдя на стену. И присвистнул, увидав пять трупов. Перевел кудлатую папаху на затылок.

– Да вот, – говорю, – шалят.

– Кто ж это покосил их?

– Боевые действия…

– А ты чей? – спросил он забинтованного и уже закурившего на воздухе трубку отца.

Папаня поглубже затянулся и сощурился. Я знал, что такие философские вопросы, особенно вовремя заданные, погружали его в глубочайшую задумчивость.

Но казак уже конкретизировал:

– Чего молчишь?.. Я спрашиваю: русский или нет?

Отец глянул вокруг – на меня, на мертвых Люка и Пикара, на казаков.

– Ну… – сказал он наконец. – Если у меня русский сын, наверное, я тоже русский.

– Есть у вас лекари? – спросил я казаков.

– Не сумлевайся! В авангарде Платова да лекарю не быть? Всякий казак сызмальства все на свете умееть!

– Ишь ты, накрутил! – другой донец уже начал перебинтовывать отца. Причем, размотав мои веревки, он сперва помазал его рану каким-то дымящимся знахарским снадобьем. Бекле-старший куксился, но терпел.

– А это што? – в крайнем изумлении пролепетал донец, добравшийся до кладовой часовни. Его товарищи медленно двинулись к сокровищнице.

– Што это, а?

Я посмотрел на отца. Он на меня… и, махнув рукой, сказал:

– Это ваши новые дворцы и башни.

* * *

…Пошла пальба откуда-то со стороны Новодевичьего.

А я вдруг понял, что дальше тут и без меня управятся. И давно пора вспомнить об укрощении строптивой невесты.

– Батюшка, я скоро! – крикнул отцу, подбирая себе сабельку, пару свободных пистолетов и набирая к ним зарядов.

– Жано, ты куда?!

– Ну уж нет! Называй меня теперь Иван Андреевич!..

* * *

Все было очень просто. Минеров осталось очень мало, но они должны были доложить императору лично, догнав на марше великую (когда-то!) армию, о выполнении приказа. Поэтому дрались они с Анютой отчаянно. Буквально за каждый фитиль…

Я нагнал ее в монастыре – где саперы, отступая, успели поджечь фитили. Уже была подорвана и обвалилась одна башня. Только высилась ломаной белой скалой над воротами часть башни с иконой Богородицы, оставшаяся невредимой.

Заскочив в эти ворота, я сразу увидел чумазого, как кочегар, польского офицерика, бегущего подворьем во главе русских крестьян к уцелевшим башням.

Я догнал полоумного поляка только около пороховых мешков…

– Что, соскучился?! – крикнула Тася.

– Это в Париже-то? Думай, что говоришь!

Она черпала обеими руками жирную грязюку и пыталась залепить ею огонек шнура, который, тем не менее, скользил все ближе к каверзным мешкам.

Какое-то время я с интересом наблюдал за ее геройскими усилиями. Но, в конце концов, надо же было нам продолжить разговор. Достав саблю, я с маха отрубил горящий кончик с запасом дюйма в три и выпнул его на улицу в лужу.

Тася же после этого воззрилась на меня так гневно, что я пожалел о содеянном.

– Смотри, не отстань от своих! – Она демонстративно развернулась и широкими шагами пошла на воздух.

– Я и не отстаю.

А там дед Митя и Фрол уже таскали от колодца, расплескивая направо и налево, ведра и выливали их на все подряд опасные мешки и ящики. И целая груда оных претендентов на купание уже свалена была непосредственно возле колодца.

– Ванька! – с веселой одышкой крикнул мне дед Митя. – Помогай!

От дальнего вала долетал Андрейкин командирский голос. Там шла оживленная перестрелка с минерами.

Анюта подбежала к запыхавшемуся Мите, перехватила у него одно ведро и с размаху вылила его на ящики и на меня одновременно. Я даже поперхнулся.