Читать книгу - "Первое кругосветное путешествие на велосипеде. Книга первая. От Сан-Франциско до Тегерана. - Томас Стивенс"

лица девушек обозначили невыразимое счастье. Наконец, музыка и движение ног заканчиваются ярким финалом, все целуют всех - кроме, конечно, просто несчастных зрителей, таких как Игали и я, - и славонский национальный танец заканчивается.

Сегодня вечером мы достигаем сильно укрепленного города Петервардейн, напротив которого, прямо через понтонный мост через Дунай, находится более крупный город Нойсац (современный Нови Сад). В Хаменице (Каменица) мы встретили профессора Заубаура, редактора «Уй Видэк»(Uj Videk), который спустился вниз по Дунаю на пароходе. Теперь, разместив наши машины в нашем гастхаусе в Петервардайне, он ведет нас через понтонный мост в сумерках и мы входим в одну из тех винокурен, столь многоцелевых в этой части мира. Здесь, в Нойсаце, я в последний раз слушаю настоящую венгерскую цыганскую музыку в европейском туре, прежде чем проститься с Венгрией, поскольку Нойсац находится на венгерской стороне Дуная. Профессор, очевидни сбился с ног, оставив нас почти на час, поскольку он тем временем выискивал единственного англоговорящего человека в городе, милую фрау Шрибер, австрийскую леди, некогда проживавшую в Вены, но теперь в Нойсаце с мужем, известным адвокатом. Эта леди довольно свободно говорит по-английски. Хотя ей еще нет двадцати пяти, она очень, очень мудрая, и, среди прочего, она сообщает своим восхищенным друзьям, собравшимся вокруг нас, слушая - для них - непонятный поток иностранного языка, что англичане - «очень серьезные существа». Эта информация вызывает у Игали действительно отзывчивый ответ — и, не что иное, как поразительное объявление, что он не видел, как я улыбаюсь с тех пор, как мы покинули Будапешт вместе, неделю назад. «Увидев славонский, Вы должны во что бы то ни стало увидеть венгерский национальный танец », - говорит фрау Шрибер, добавляя: «Это прекрасный танец для англичан, хотя он настолько веселый, что английские дамы не станут его танцевать». Перед тем, как расстаться с этой веселой леди, она сговаривается, что, если я останусь в Венгрии она хорошо знает очень симпатичную фраулейне шестнадцати лет, которая, услышав о моем «чудесном путешествии», уже предрасположена ко мне, и фрау Шрибер - несомненно, будет готова отказаться от формальностей длительных ухаживаний и отдать мне руку и сердце по моей просьбе. Я едва ли могу подумать о том, чтобы прекратить мою поездку по миру на середине даже для такой соблазнительной перспективы, и я рекомендую прекрасного венгра Игали. Но, «фралейн никогда не слышал о герре Игали, и он этого не сделает». «Будет ли фраулейн ждать, пока мое путешествие вокруг света не будет завершено». «Да, она будет ждать вас. Я знаю, что вы вернетесь, потому что англичанин никогда не забывает свои обещания». Теперь, когда мы с Игали начинаем насвистывать мелодии, «Янки Дудл» вытесняется «девочкой, которую я оставил позади себя», к его большому раздражению, так как, не понимая чувства, ответственного за изменения, он напоминает, что «Янки Дудл» гораздо лучше мелодия. На самом деле Игали стал настолько привязан к этому американскому напеву после выступления музыкантов в Сексарде, что рассказывает об этом профессору и редактору «Uj Videk». Когда, после ужина, некоторые из нас прогуливались по улицам улицам Нойсаца, профессор взял меня за руку и, взяв пример с Игали, умоляет ему насвистеть мелодию. Я изо всех сил стараюсь возложить эту патриотическую обязанность на Игали, делая лестные комплименты его стилю свистеть; но, в конце концов, обязанность ложится на меня, и я тихо, но весело, насвистываю мелодию. Пока мы идем, профессор, в очках и с умным видом, тем временем обмениваясь многочисленными кивками признания со своими коллегами-нойсацами, которых мы встречаем. Областной судья в Нойсаце признался фрау Шрибер, что он знает более или менее английский язык. Но сегодня вечером судьи нет в городе. Однако предприимчивый профессор подстерегает его, и в 5:30 утра понедельника, когда мы одеваемся, в нашу спальню вторгаются профессор, веселый и пышный проректор, славонский лейтенант артиллерии и аптекарь, друг остальных. Обер-судья и лейтенант на самом деле владеют велосипедами и ездят на них, они единственные велосипедисты в Нойсаце и Петервардейне, и судья «очень зол» - как он выражается - что понедельник - день суда, и сегодня он необычайно занят, потому что он был бы очень рад поехать с нами в Белград. Лейтенант взял свой велосипед и провожает нас до следующей деревни. Петервардейн - это сильно укрепленное место, и, поскольку позиция, полностью контралирует Дунай, оснащена тридцатью орудиями большого калибра, батарею, которую нельзя пренебрегать, когда она размещена на таком удачном месте, как холм, на котором построена крепость Петервардеин.

Как редактор и другие есекцы: профессор, судья и аптекарь объединяются в дружеском протесте против моей попытки проехать через Азию и, особенно, через Китай, «потому что все знают, что это довольно опасно», - говорят они. Эти люди не могут понять, почему англичанин или американец, заранее зная об опасности, все равно будет рисковать. Когда, отвечая на их вопросы, я скромно объявляю о своем намерении идти вперед, несмотря на возможную опасность и вероятные трудности, каждый из них, в свою очередь, пожимает мне руку, как будто неохотно подчиняясь моей безрассудной решимости, а судья, действуя как Представитель, повторяя и истолковывая чувства своих товарищей, восклицает: «Англия и Америка навсегда! Это самый великий взгляд на мир!» Лейтенант, когда его спрашивают судья и профессор по этому вопросу, просто пожимает плечами и ничего не говорит, поскольку становится человеком, чья первая обязанность состоит в том, чтобы культивировать высшее презрение к опасности во всех ее формах.

Все они сопровождают нас до городских ворот, когда после взаимных прощаний и заверений в доброй воле мы садимся и едем вниз по Дунаю, большой дог лейтенанта трезво рыщет рядом со своим хозяином, в то время как Игали, иногда в, а иногда и вне поля зрения сзади, прикрывает тыл. После того, как лейтенант покидает нас, мы должны пройти наш утомленный путь вверх по крутым склонам гор Фрушка-гора в несколько километров. Для Игали это довольно авантюрное утро. Прежде чем мы оставили тени Петервардейнской крепости, он упал, катясь под нависающими ветвями шелковицы, и подверг угрозе уничтожения свою кепку. Вскоре после расставания с лейтенантом он вступает в ссору с бандой цыган из-за того, что их лошади освободились от своих путовых веревок и в панике разбежались, и позволил себе нецивилизованные комментарии в отношении обстоятельств. Через час после этого он снова переворачивается и ломает педаль, и когда мы спешиваемся в Инджии, для нашей полуденной остановки, он обнаруживает, что его подседельная пружина лопнула посередине. Когда он с сожалением рассматривает поломку,