Читать книгу - "Северная война - Андрей Бондаренко"

— Славная улыбка, милые ямочки на щечках, очень живые и чувственные глаза, темные такие, опасные — для отважных и сентиментальных мужских сердец! — тихо и одобрительно прокомментировала герцогиня. — Что ж, я берусь за это романтичное дело! А данный солдафон, он же — жених, личность, бесспорно, жалкая. Глаза — пустые и жадные! Дайте ему, господа мои, немного гульденов, и он (даю слово герцогини!) откажется от всех своих притязаний… Господин комендант! — Она громко обратилась к кавалеру с длинной и совершенно непроизносимой немецкой фамилией: — Я желаю незамедлительно поговорить с этой девушкой — с глазу на глаз! Да, а кирасир пусть подождет за дверью… Не сметь мне возражать! Солдат, вы любите золотые тяжелые кругляшки? Вот и идите себе за дверь, там с вами благородный маркиз потолкует — о делах финансовых… Маркиз, мой друг, вы что там — уснули? Идите, идите, поговорите с кирасиром…

Бровкин, в просторных карманах которого было предусмотрительно размещено несколько бархатных кошельков, под завязку наполненных гульденами славного короля Карла, и Иоганн Рабе, совершенно ничего не понимающий и полностью сбитый с толку, послушно удалились в коридор. Курляндская же герцогиня с Мартой Эленой Екатериной Скавронской уединились в одной из боковых комнатушек. Егор — волей-неволей — остался в обществе унылого и скучного коменданта Мариенбурга. От нечего делать они успели даже сыграть партию в шахматы: Егор предсказуемо выиграл, но с большим трудом, только в затяжном эндшпиле, успешно проведя пешку в ферзи, после чего начал посматривать на меланхоличного коменданта крепости с толикой уважения…

Первыми в парадный зал вернулись женщины: герцогиня Луиза была откровенно весела и деловита, а Марта — бесконечно задумчива, посматривая на окружающих невидящими глазами, мысленно находясь где-то очень далеко от тех мест…

Потом, насвистывая нечто легкомысленное и беззаботное, появился маркиз Алешка: браво подмигнул Егору, почтительно поклонился Марте, нежно, никого не стесняясь, чмокнул в напудренную щеку герцогиню.

— Господин маркиз, а куда же девался добрый кирасир Иоганн Рабе? — забеспокоился комендант Мариенбурга. — Надеюсь, что он жив и здоров?

— Более чем! — весело заверил Бровкин. — Получив некоторое количество полновесных золотых гульденов и убедившись, что мои карманы девственно пусты, означенный Рабе сразу же объявил, что покидает королевскую службу и срочно отбывает в веселый и вольный город Амстердам…

— Жадный негодяй! — равнодушно прокомментировала Марта.

— А я вам что говорила, милая моя? — гордо и важно качнула своими рыжими кудряшками Луиза. — Все мужчины — одинаковы! Кроме отдельных, крайне редко встречающихся, персон… — послала маркизу многообещающий воздушный поцелуй.

Егор хотел выехать из Мариенбурга незамедлительно, но неожиданно пришлось задержаться.

— Тут такое дело, командир! — смущенно объяснил Алешка. — Перед выездом из Митавы я герцогу Фридриху-Вильгельму оставил краткое письмо, в котором вызывал его на честную дуэль. Место проведения сей дуэли — Мариенбургская крепость. По тексту обозначено, что я жду его только трое суток, после чего публично объявляю — на весь честной мир — последним негодяем и трусом…

— И я письмо оставила — этому жалкому ничтожеству! — добавила молоденькая и прекрасная герцогиня. — В нем сказано, что если сей субъект уклонится от данного дуэльного вызова, то он мне больше не муж! Тогда я немедленно принимаю православную веру и становлюсь верной и добродетельной супругой доблестного и отважного русского маркиза де Бровки…

— Детский сад какой-то! — непонятно для собеседников высказался Егор и, обреченно махнув рукой, отдал команду на поиск приличного постоялого двора.

Как и следовало ожидать, никакого ответа от Великого герцога Курляндского так и не поступило…

К Пскову они направились, уже максимально соблюдая элементарное целомудрие: мужчины ехали в своей карете, женщины — в своей. Ну и драгуны с охранниками бдительно скакали рядом…

— Как бы Петр Алексеевич не приревновал! — объяснил это свое решение Егор.

— Понятно! — чуть испуганно вздохнула Марта.

Во время коротких остановок — для отдыха и приема пищи — Луиза и Марта настойчиво и целенаправленно расспрашивали своих спутников о России: об обычаях и традициях, о праздниках и повседневном укладе, о царе Петре и его ближайших родственниках и друзьях…

— Ничего, милые мои барышни, все будет нормально! — мягко обещал Егор, видя, что глаза слушательниц временами наполняются неуверенностью, робостью и даже — откровенным страхом. — Я вас познакомлю со своей супругой — Александрой Ивановной. Она вам, непременно, и поможет во всем: и советом, и делом…

— Про неземную красоту жены вашей, сэр Александэр, известно даже на Митаве! — с легкой завистью в голосе сообщила герцогиня. — Мы почтем за честь познакомиться в Москве с прекрасной госпожой Александрой, родной сестрой моего маркиза. Может, она мне подскажет и с выбором имени… Ведь при принятии православной веры придется и имя принимать новое, русское? Марте Элене Екатерине — гораздо проще: станет Екатериной! А мне как быть? Не Лукерьей же называться?

— Отныне зовите, пожалуйста, меня Екатериной! — решительно попросила Марта Скавронская…

Прибыв в Псков, они сразу же въехали во двор к местному воеводе.

— Боярин с самого утра отбыл на крепостные стены! — сообщил управитель, испуганно и непонятно посматривая то на Егора, то на приоткрытое окошко на втором этаже господского дома, откуда доносился недовольный и басовитый плач младенца. — Принимает у каменщиков достроенный Восточный бастион. Но палаты для вас, господа и дамы, уже отведены. Сейчас поселим, сытную трапезу соберем на столы…

Алешка Бровкин занялся текущими делами: срочной отправкой гонцов на Москву — с радостными известиями для царя, выслушиванием последних новостей и докладов, раздачей срочных приказов и подробных инструкций. А Егор, заботливо и бережно подхватив дам под ручки, проследовал в сад, расположенный в глубине двора — чуть в стороне от боярского дома, где уже вовсю цвели вишни и яблони: надо было где-то немного подождать, пока слуги занесут в отведенные помещения вещи и накроют на стол.

Шли себе, болтали по-немецки (Екатерина и Луиза за дорогу от Мариенбурга выучили только по несколько русских слов): о погоде, о русских неказистых дорогах, о предстоящем неблизком пути на Москву…

Когда они присели на широкой садовой скамье: Егор — посередине, а его милые спутницы — по бокам, — сзади громко и угрожающе щелкнул взводимый пистолетный курок, и женский голос, звенящий от праведного гнева, властно (на немецком языке) произнес:

— Встали все! Быстро встали, иначе — стреляю! Наглые и подлые вертихвостки отошли в одну сторону от скамейки! Ты, подлый изменщик, в другую!

«Это же Санька! — восторженно известил внутренний голос. — Вот почему управляющий так странно посматривал на тебя, братец, и косился на приоткрытое окошко, за которым плакал младенец…»