Читать книгу - "Утерянное Евангелие. Книга 2 - Константин Стогний"

— И вот потому, что христианство не нами создано, оно не до конца постижимо нашему уму, — продолжил Павел. — Не мы его создали, поэтому мы не можем расчленить его на формулы, на продукты нашего умственного труда.

— В этой недоступности для человеческого ума возникает опасность сектантства, — поднял указательный палец Петр.

— Когда человек считает достаточным то, что он понял в христианстве, — подтвердил Павел. — То, что ему оказалось открыто, то, что он пережил, ощутил, смысл чего он понял и говорит: «Я наконец-то понял все. Христианство — это то, что я думаю, что я понял в христианстве, это и есть само христианство».

— Человек очень склонен к подмене Бога неким умственным идолом, которого он возводит в своем сознании, — Петр явно наслаждался беседой с умным собеседником. — То есть «мое представление о Боге — это и есть высшая святыня». И такой человек молится не Богу, а своему представлению о Боге.

— В конце концов, он все равно молится самому себе? — уточнил Павел.

— Да, — подтвердил Петр и обратился к дочери: — Авишаг, из кувшина капает вода. Он протекает?

Девушка подошла к медной посудине, висевшей на настенном крюке, и увидела лужицу, набежавшую из трещины в спайке.

— Я его уронила… но я не знала… — она улыбнулась чему-то, о чем ей напомнила вмятина на кувшине.

Она сняла его с крюка и перелила оставшуюся воду в медный котелок.

— Интересно было бы узнать, — обратилась она к пожилым мужчинам. — Какой на самом деле префект Климент, сын сенатора Пуда?

— В каком смысле? — переспросил ее отец.

— Он… — девушка, зная, что ее не видно за колонной, мечтательно посмотрела в потолок. — Он такой великодушный и благородный.

Авишаг взяла котелок и повесила его на место кувшина.

— Да, — со вздохом сказал Петр. — А как великодушно он использовал хлыст!

— Его к этому приучили, — попыталась оправдать юница объект своих мечтаний.

— Его надо от этого отучить, — сказал Павел и спросил: — Все знают о сегодняшнем собрании?

— Все, кроме некоторых, — отозвался Петр. — Я отправлю Витурия им сообщить.

Павел посмотрел на десятилетнего мальчика, игравшего в углу с собакой, и выразил сомнение:

— Зачем посылать ребенка с таким поручением?

— Его заподозрят в последнюю очередь. Ты сегодня видел, что может случиться, — пояснил Петр и позвал: — Иди сюда, Витурий!

— Иду, отец, — отозвался мальчик в хитоне болотного цвета. На его правом плече не было застежки.

В это время Авишаг накрывала на стол. Она взяла керамическое блюдо, на котором под льняной салфеткой лежал хлеб, подняла тряпицу и увидела там лишь один недоеденный кусочек. «Ай-й-й-й, я забыла хлеб!» — подумала она и сокрушенно покачала головой.

— Ты знаешь, что у нас сегодня собрание? — спросил сына Петр.

— Да!

— За Тибром, на восточном склоне холма Яникул?

— У Свайного моста, я знаю, отец!

— Тогда иди и скажи Луке и Пуду.

Мальчик кивнул.

— Иди по самым узким улицам и смотри, не идет ли кто следом.

Витурий пошел на выход, но был окликнут сестрой.

— Ты потерпишь без ужина?

— Да, я быстро!

— Я забыла хлеб, ты не зайдешь за ним?

— Мне нужны деньги, — улыбнулся сорванец.

— Я за него уже заплатила, — терпеливо пояснила девушка материнским тоном. — Скажи Пистору, он вспомнит.

— Мне он отдаст, — согласился Витурий и скрылся за дверью.

* * *

Пекарь катал по поверхности стола кусок теста, формируя из него булку. У окна сидел громила и с наслаждением отрывал горячую корочку от только что испеченного паниса. Пройдоха свою долю уже съел, и было видно, что был бы не прочь съесть еще.

— Пистор, Пистор! — позвал пекаря Витурий, забежавший внутрь пекарни. — Авишаг сказала, что…

— Ты сегодня опоздал, — ответил ему пекарь, не отрываясь от работы. — Но тебе повезло, что хлеб остался.

Громила посмотрел на пройдоху — мол, слушай внимательно.

— Авишаг забыла… — пояснил мальчик.

— Еще бы несколько минут, и я бы ушел домой, а ты бы остался голодным, — пекарь достал с полки панис с заранее подготовленными разрезами, чтобы можно было разделить каравай на восемь равных частей.

Мальчик протянул руки, но пекарь возразил:

— Сначала деньги!

— Но Авишаг уже заплатила, ты разве не помнишь?! — рассердился Витурий. — Конечно помнишь! Она положила деньги сюда и убежала.

Пекарь заметил, что соглядатаи из засады в его пекарне все поняли и приготовились. Он еще надеялся спасти мальчика и прижимал каравай к себе. Но Витурий дотянулся через прилавок:

— Давай хлеб! Нам ужинать пора! Давай! — с этими требованиями он выхватил каравай у пекаря и поспешил на выход, но громила преградил ему путь, уперев ногу в прилавок, а пройдоха сзади зажал ему рот и вывернул руку. Громила забрал хлеб и вывернул вторую руку мальчика. Они вынесли бедного Витурия из пекарни.