Читать книгу - "О всех созданиях - прекрасных и удивительных - Джеймс Хэрриот"

аббатству. Там, куда в эту секунду еле дотягивались лучи моих фар, лежало место, где призрак, по утверждению всех очевидцев, переходил дорогу и скрывался в темной полосе деревьев. На вершине холма, уступая неожиданному порыву, я съехал на обочину и вылез из машины. Да, то самое место! На опушке в ярком лунном свете гладкие стволы буков словно испускали фосфорическое сияние, а в вышине поскрипывали под ветром гнущиеся ветви.

Я вошел в лесок, вытянув перед собой руку, и опустил ее, только когда выбрался из него на дальней опушке. Передо мной лежали развалины Рейнесского аббатства.

Живописные его руины до этой осенней ночи прочно ассоциировались для меня с погожими летними днями, когда солнце нагревало старые камни изящных арок, с веселыми голосами, с детьми, играющими на траве. Но теперь была половина третьего ночи, кругом — ни души, а в лицо мне дул леденящий ветер, предвестник зимы. Меня охватила тоска одиночества.

В холодном лунном блеске все обретало зловещую четкость. И в то же время окутанные тишиной ряды уходящих в темное небо колонн, отбрасывавших на дерн бледные тени, казались призрачными. В дальнем конце в глубокой тени чернели провалы — остатки келий. Внезапно заухала сова, и тишина стала еще более тяжелой, еще более зловещей.

По коже у меня побежали мурашки, я почувствовал, что мне, живому человеку, не место среди этого угрюмого наследия минувших столетий. Я быстро повернулся и побежал через лесок, натыкаясь на стволы, спотыкаясь о корни, путаясь в кустах, и, когда наконец добрался до машины, меня била дрожь и я дышал с трудом, словно пробежал добрую милю. Каким облегчением было захлопнуть дверцу, включить зажигание и услышать знакомое урчание мотора!

Десять минут спустя я был уже дома и взбежал по лестнице в надежде наверстать упущенные часы сна. Открыв дверь своей комнаты, я щелкнул выключателем, но, к моему удивлению, свет не вспыхнул. И вдруг я окаменел.

У окна в озерце лунного сияния стоял монах. Монах в коричневом одеянии, неподвижный, со склоненной головой, с ладонями, сложенными у груди. Лицо его было обращено ко мне, но под опущенным капюшоном я не увидел ничего, кроме жуткой черноты.

Я перестал дышать. Приоткрыл рот, но не смог издать ни звука. А в мозгу билась одна-единственная мысль: значит, все-таки привидения существуют!

Вновь мой рот полуоткрылся, но на этот раз из него вырвался хриплый крик:

— Кто тут, во имя всего святого!

В ответ загробный голос произнес глухим басом:

— Триста-а-а-н!

Сознания я, кажется, не потерял, но на кровать все-таки рухнул; я не мог вздохнуть, в ушах у меня гремела кровь. Как сквозь сон я увидел, что монах взобрался на стул и, похихикивая, ввинчивает лампочку в патрон. Затем он повернул выключатель и сел рядом со мной на кровати. Откинул капюшон, закурил сигарету и посмотрел на меня, давясь от хохота:

— Джим, ей-богу, это было чудесно! Даже лучше, чем я ожидал.

Я сипло прошептал, не спуская с него глаз:

— Но ты же в Эдинбурге…

— Как бы не так, старина! Я быстро провернул все дела, благо особенно-то и делать было нечего, и вернулся. Только вошел — и вижу: ты идешь по саду. Еле успел вывернуть лампочку и напялить балахон. Не упускать же было такой случай!

— Пощупай мне сердце, — пролепетал я.

Тристан прижал ладонь к моим ребрам, ощутил бешеные удары, и по его лицу скользнула тень озабоченности.

— Черт! Извини, Джим! — Он ласково потрепал меня по плечу и поспешил успокоить: — Волноваться нечего. Будь это смертельно, ты бы уже отдал концы. А вообще-то хороший испуг — вещь очень полезная, лучше любого тонизирующего средства. В этом году тебе даже отдыхать теперь не понадобится.

— Спасибо, — сказал я, — большое спасибо!

— Жалко только, что ты себя со стороны не видел и не слышал! — Он прыснул. — Вот уж вопль ужаса так вопль… Ох, не могу!..

Я медленно приподнялся и сел. Потом прислонил подушку к изголовью и откинулся на нее. Охватившая меня слабость не проходила.

Я смерил Тристана ледяным взглядом:

— Так, значит, рейнесское привидение — это ты?

Он в ответ только ухмыльнулся.

— Ну и бес же ты! И как я сразу не догадался? Только для чего ты все это затеял? Что за удовольствие?

— Как сказать… — Тристан в ореоле сизого сигаретного дыма мечтательно возвел глаза к потолку. — Пожалуй, дело в выборе точного момента, чтобы автомобилисты сами не знали, видели они меня или нет. К тому же мне страшно нравится, как они тут же прибавляют газу. Ни один еще не притормозил.

— Недаром кто-то меня предупреждал, что чувство юмора у тебя слишком уж развито, — заметил я. — И ты скоро здорово сядешь в лужу, помяни мое слово.

— Да никогда! Шагах в ста дальше по шоссе у меня в кустах спрятан велосипед, и я все равно успею исчезнуть. Так что волноваться не из-за чего.

— Ну, дело твое. — Я встал с кровати и побрел к двери. — Пойду хлебну виски… — Потом обернулся и испепелил его взглядом. — Если ты посмеешь еще раз сыграть со мной такую штуку, я тебя придушу!

Несколько дней спустя часов в восемь вечера я сидел с книгой у камина в гостиной Скелдейл-Хауса, как вдруг дверь распахнулась и в комнату влетел Зигфрид.

— Джеймс! — зачастил он. — У старика Хораса Досона корова разодрала сосок. Видимо, придется зашивать. Старику корову не удержать, а ферма его на отшибе. Соседей у него нет, так, может быть, вы согласитесь помочь мне?

— Ну конечно! — Я закрыл книгу, потянулся, зевнул и поднялся с кресла. Нога Зигфрида отбивала чечетку на ковре, и я в очередной раз подумал, как ему, наверное, жаль, что это кресло не приспособлено для того, чтобы вышвыривать меня за дверь в полной готовности по первому сигналу. Я торопился, насколько мог, но, как всегда — писал ли я под его диктовку или оперировал под его наблюдением, — меня не покидало ощущение, что его безумно раздражает моя медлительность. Меня угнетала мысль, что для него невыносимая пытка смотреть, как я встаю и ставлю книгу на полку.

Я только повернулся к двери, а он уже исчез за ней. Я припустил следом по коридору, но, когда выскочил на крыльцо, он уже завел мотор. Я распахнул дверцу, нырнул в нее и почувствовал, как асфальт чиркнул меня по подошве. Мы унеслись в темноту.

Четверть часа спустя мы, взвизгнув тормозами, остановились во дворе позади небольшого дома, дремлющего в одиночестве посреди лугов. Едва мотор смолк, как Зигфрид выскочил из машины