Читать книгу - "Все, кого мы убили. Книга 2 - Олег Алифанов"

– Надеюсь, не яду ему подсыпать? – я никак не мог побороть в себе искушения сарказма.

– Простите? – посуровел Муравьёв, я же поспешил объясниться:

– Истории свойственно повторяться. На памяти ещё отложение от Порты Али-бея египетского, и, замечу, тоже во время нашей против турок кампании семьдесят первого года. В конце концов, тот паша кончил плохо, в плену ему подсыпали яд.

– В самом деле? Я не знал. Но нынешний раскольник в плен не попадёт, ибо войсками командует Ибрагим-паша, его любимый сын. – Колода вновь появилась в его руках, и четыре короля легли на столик, а после них и другие карты. – Нынче суть такова: серьёзные игроки, титулованные особы в лице великих держав с трудом договорились о нынешнем статус-кво и уже расходились по домам. Нежданно некий купчина заявился за стол и потребовал новой талии. На том лишь основании, что где-то насобирал на куш. И давай чихвостить направо и налево Сирию, Палестину и Аравию. Словно бы любой из крупных шулеров не мог сделать того же! – Колода вырвалась из его руки и ударилась о стол, открыв две верхние карты, словно нарочно оказавшиеся дамой и шестёркой бубен. – Простите, я имел сказать… великие державы сами могли бы разделить наследство «больного человека»…

– От Петербурга я дальше вашего, Николай Николаевич, – ответил я, устремив взгляд в стол как в пророчество.

– Государь сказал: «выгоды от сохранения Оттоманской империи в Европе превышают невыгоды». А Мегемет Али оккупировал уже всё, что мог, а после Коньи пред ним до Константинополя главным противником только холод Анатолии – и никаких войск султана. – Муравьёв вскочил, его лицо побагровело, двумя пальцами он оттянул воротничок. – Вот вам итог: наш десант без боя готовится войти в Царьград, наш флот не сегодня – завтра станет на якорь в Босфоре, и это при том, что мы не хотим Константинополя. Союзники, разумеется, неистовствуют. На султана ополчились все посольства, требуя отправить наш флот восвояси или хотя бы в Сизополь и грозя разрывом отношений… то есть войной. Махмуд Второй медлит: или никого не слушает или идёт на поводу у всех поочерёдно.

– Могу ли я поинтересоваться, что случится, войди мятежный паша в Константинополь?

– Можете. – Он ходил, заложив руки за спину. Повисла пауза, моя фарфоровая чашка с неуклюжим стуком коснулась блюдца. – У него! Это и есть, в сущности, одна из ваших задач. И с султаном не всё ясно по причине того, что он не имеет привычки строить планы, но замыслы Мегемета Али и вовсе совершенная загадка. Он не напоминает сумасшедшего, и сегодня, кажется, сам в замешательстве от своих успехов, иначе давно мамелюки его маршировали бы в Пере. Возможно, он ожидает неких гарантий от Палмерстона и Руссана, а те не знают, кто больше выиграет от сдачи султаном Царьграда своему вассалу. Но ему должна быть твёрдо разъяснена разница между Дамаском и Константинополем. Это первое. Но есть и второе: мы хотим… государь требует, чтобы он окончательно оставил Порту в покое. Взамен державы дадут ему многое. Именно: гарантию его приобретений в переговорах с Диваном. Но мои полномочия как лица военного имели слишком ограниченный характер, чтобы обещать ему это – то, чего он так добивался от меня, как посланника государя. Вы – другое дело. Вы никем не уполномочены, но имеете связи на самом верху. Вы можете открыть ему многое от своего лица, не заботясь о формальной стороне дел. Положение сложилось щекотливое. Паша ныне силён, султан слаб, паша хотел окончательно отложиться, но воля Государя и противодействие держав, поддерживающих Порту, остановили его. Надолго ли? Ведь он не получил гарантий своего положения ни от кого, кроме своего повелителя, приславшего Галиль-пашу в Александрию. Сегодня лишь слово Махмуда определяет его достоинство среди прочих турецких сановников, он же мнит себя много выше. Ему, конечно, не позволят объявить себя сувереном, но его потомство обеспечит себе покровительство империй, а, по прошествии лет – и независимость в ряду признанных корон. – Генерал вздохнул. – Независимость скромную, но достойную.

У меня перехватило дух от всех перипетий, коих я старался всячески сторониться с первого дня моего прибытия на Восток, давший самое имя своё всем каверзным хитросплетениям. Кто-то чувствует себя в быстрых струях интриг рыбой в воде, я же предпочитал занимать ум сличением надписей на вазах давно отошедших в лучший мир греков.

– Я сужу об Ибрагиме-паше только по тому, что установил он законы великой терпимости на Святой Земле, – без особой охоты, но не мог не заметить я, ибо действительность сия на деле спасла не одно христианское учреждение. – Монахи ограждены от поборов, поклонники путешествуют беспрепятственно. В остальном же я не дипломат.

– Я тоже! – в сердцах бросил Муравьёв и резко упёр костяшки пальцев в стол, нависнув надо мной и понизив голос. – От высочайших просьб не уклоняются, это – подарок судьбы, а не обуза. Хотя сам я не придворный служитель, но здесь и не Царское Село. Станьте на время дипломатом и заслужите монаршую милость. Но избегайте лобовых атак. Видите ли, Мегемед Али самолюбив чрезвычайно. Послы и генералы четырёх империй пытались убедить его играть их партии, и как факт, он переубедил их. Этот наполовину дикарь очень искушён в переговорах, всё время подчёркивая свою ничтожность в сравнении со своим сувереном. Он не поддаётся грубому нажиму и рядится в маски цивилизованного правителя. Понимая ценность европейских достижений, желает производить впечатление культурного человека. Завоюйте его без выстрела. Сыщите ключ к нему, который не сумели найти чиновники. Вам нужны средства для ваших новых изыскательских работ? Вы получите их, как только достигните цели. И, надеюсь, случай сей украсит ваши будущие путевые заметки, мода на чтение которых дошла и до самого двора.

Он помедлил, я едва сдержал улыбку, вспоминая, как и сам он в молодости обогатил словесность описанием путешествий в Закаспийские земли, где едва не сгинул. Но он думал, верно, об ином, я же не торопил, опустошая кофейник. Нехотя, перемежая молчание с выбором нужных слов, чему он не слыл мастером, Муравьёв деловито поведал мне диспозицию, как рассказал бы расположение войск перед боем своему союзнику. Делал он это без великого желания, но сознавая, что без достаточных сведений мне невозможно справиться. Итак, авторитет России на Востоке достиг апогея, ни одна из держав не может сравниться с нынешним влиянием её. Это не может не раздражать Австрию, Францию, и особенно Англию, чьи позиции стремительно ухудшались, начиная с Наварина и кончая Адрианопольским трактатом. В Константинополе призрак разлада царил не только над державами. Согласия не находилось порой и в русском лагере. Ждали единого начальника, как в 1829, но Орлов всё не ехал, без пользы курсируя между Пруссией, Голландией и Англией в улаживании бельгийских дел. Авторитета Муравьёву не прибавила и встреча с Мегеметом Али, где последний пообещал остановиться в своих завоеваниях и отвести войска за Тавр. Но стоило лишь Николаю Николаевичу отбыть, как Ибрагим-паша двинулся из Коньи на Бурсу.

– Я, как вы возможно знаете, ездил к нему в Александрию, донести ему лишь волю государя, без каких-либо обязательств, разумеется. Я не имел права обещать что-либо. При мне он подписал свой… буюрульды к сыну Ибрагиму остановиться, но попросил три недели на доставку приказа по всем частям. Вернувшись в Константинополь, я обнаружил войска в Малой Азии сдвинутыми, впрочем, приказ тот мог ещё находиться в пути. Злые языки меня обвинили в провале миссии, хотя успех имеется полный, и сегодня войска стоят. Всё же я опасаюсь вероломства паши; не стесняясь, на моих глазах он отправлял Ибрагиму корабли с подкреплением, объясняя мне это малым количеством и необходимой заменой выбывших из строя. Но у султана нет даже и того ничтожного количества, чтобы пополнить ряды своих войск! Ехать к нему снова я не могу, поскольку полномочия мои исчерпаны, но я хочу знать, что он замышляет. Когда я отплывал, к нему от султана прибыл визирь Галиль-паша. Из великих держав одна Австрия явила твёрдость ультиматума, прочие же пребывают в лавировании, чувствуя порывы с Востока встречными. Министерства, только что занятые утверждением на греческом троне короля Оттона, теперь поворачиваются в нашу сторону – Бутенев ждёт нот. Государь, имея самую твёрдую и сильную позицию, подкреплённую самим нашим географическим положением, не станет посредничать, посему ожидаются два трактата: между султаном и пашой при содействии союзников и между Его Величеством и Портой, для чего сюда направлен граф Орлов. Впрочем, по поводу первого намечается курьёз, ведь султан не может заключать договоров с вассалом. Но это не наше дело, стряпчие что-нибудь да придумают. Видите, насколько всё запутано! Я крайне стеснён в выборе, – сознался он, и я отдал ему должное, понимая, как задето самолюбие победоносного генерала. – Дипломаты не станут помогать, иные из них, кажется, не чают видеть меня и вовсе отставленным, признаюсь, надежда только на вас. Откровенно говоря, я рад, что вы провели некоторое время в тюрьме. Освободив вас, я вправе просить взамен маленькой услуги, не так ли?