Читать книгу - "Зверские сказки - Анна Альфредовна Старобинец"

— Моя младшая сестрёнка погибла, наевшись валявшихся на дне шишей, — прохрипела Кара. — Они привлекли её, потому что блестели и переливались. Она решила, что это маленькие круглые рыбки. Но это были не рыбки. Это была её смерть. Она не смогла их переварить. Богатые звери, отдыхавшие на Диком Пляже, бросали деньги на дно, чтобы однажды туда вернуться. Такая у них примета. Моя сестра тоже хотела туда вернуться, ей нравился Дикий Пляж… Но её больше нет. Прошло время, и я вернулась на Дикий Пляж вместо неё. Я принесла с собой шиши, которые её погубили. Я возвращаю эти шиши тем, кто их разбрасывает. По шишу каждому. Взамен я беру их жизнь. Тебе тоже полагается шиш, жирная птица… Пришёл твой час.

Она была права. Я остановился. Спускаться ниже не представлялось возможным: я был на глубине, максимально доступной обычным птицам и рыбам, дальше начиналась Бездонность. Тяжёлая толща воды, весь Подводный Лес давил на мою тушку сверху. Но воздух внутри меня, но пустота в моих лёгких выталкивали меня вверх. Я знал, что то же самое происходит с акулой. Подводный Лес прижимает её ко дну. Но воздух в желудке выталкивает её на поверхность. Единственное, что нас отличало: у меня больше не было сил лететь. А у неё были.

Как будто мы с ней оказались на одной линии, с которой не уйти, не свернуть. Как будто мы с ней — на линии горизонта. Ещё мгновение — и я перестану быть акулистом Кинг-Пингом. Она проглотит меня — и я стану частью её.

Я закрыл глаза и напоследок решил подумать о чём-то хорошем. Например, представить, как мой первенец разбивает яйцо и высовывает наружу свой любопытный маленький клюв.

Что-то скользкое придавило меня сверху. Что-то жёсткое прижалось ко мне снизу. Вероятно, слизистая акулы. Её мышцы. Её пищевод. Только странно, что она не применила свои острые зубы. Заглотила меня целиком. Что ж, наверное, это даже любезно. Но, с другой стороны, если бы она разодрала меня на куски, всё было бы уже кончено. А теперь мне предстоит перевариваться в её желудке. Кара выбрала для меня медленную казнь.

— Ты чего не двигаешься? — послышался вдруг над ухом до боли знакомый гнусавый голос. — Я тебя не зашиб? Извини, нужно было прижать тебя ко дну быстро. На тебя уже кинулась эта безумная психопатка.

Я открыл глаза. Я лежал на спине на самом дне Бездонной Долины, а ко дну меня прижимал Капля — мой бывший напарник. Капля был единственной рыбой, способной жить на глубине Бездонной Долины. У него не было плавательного пузыря. У него не скапливался воздух в желудке. Тело Капли было как студень. За те годы, что мы не встречались, Капля ещё больше обрюзг. Большой слизистый нос свисал до самого слизистого рта, изогнутого в грустной ухмылке, тонущей в слизистых складках.

— Ты совсем опустился, Капля, — произнёс я.

Он дёрнул печальным ртом.

Когда-то мы работали в паре. Я заманивал убийц к Бездонной Долине, от которой до Придонного Рифа Правосудия было уже плавником подать. Он прикрывал меня. Опускал на глубину, до которой ни я, ни серийный убийца донырнуть не способен. Таким образом я оказывался ниже убийцы. И был при этом недосягаем. Пока Капля прижимал меня ко дну, чтобы я не всплыл, а разъярённый убийца метался над нами, я доставал свой гарпун с наконечником из позвоночной кости тунца. И я гарпунил убийцу, и я накидывал на него сеть из водорослей. И вместе с Каплей мы волокли нашего пленника к Придонному Рифу. Тяжело, но, к счастью, недалеко. Плавником подать.

Мы работали ловко и слаженно, пока однажды, три года назад, мы не совершили ошибку. Мы позволили убийце нас обмануть.

Знаете ли вы, как виртуозно врут акулы-психопаты? Я узнал три года назад. То была обыкновенная серая акула, каких везде много. Мы поймали её в сеть и уже тащили к Придонному Рифу, когда она стала плакать. До тех пор я ни разу не видел акулу плачущей. Мне казалось, они не способны страдать. Но та, серая, скулила и всхлипывала, как детёныш. Она сказала, что произошла какая-то путаница. Какое-то чудовищное недопонимание. Она сказала, что она не убийца, я перепутал её с другой. Такой же серой, похожей на неё, ведь их везде много. Я ей ответил: «Раз так, в Придонном Рифе Правосудия разберутся». Она сказала: «Вы, похоже, не знаете, как в Придонном Рифе судят акул». Сказать по правде, мы с Каплей и впрямь не знали деталей. Нашей задачей было доставлять акул к Рифу и передавать лично рыбе Мечу. Мы предполагали, что на суде доказывалась вина убийцы, после чего убийцу казнили. А если вдруг произошло недоразумение — отпускали на волю.

«Там нет судьи, — печально усмехнулась наша серая акула. — Там только палач. Рыба Меч — палач. Он ничем не отличается от тех, кого он карает. Ему просто нравится убивать. Его не интересует вина. Всех акул, которых вы ему доставляете, он пронзает своим мечом». «Давай отпустим её, — сказал Капля. — Я сердцем чую: эта рыба не врёт».

И тогда мы сделали страшную глупость. Мы отпустили серую плачущую акулу. Мы поверили, что она не убийца. Мы не хотели, чтобы Меч ни за что её покарал.

Мы вынули из неё гарпун, но на всякий случай оставили накинутой сеть. Она уплыла, не попрощавшись. Она разорвала сеть о ближайшие заросли кораллов. Она вернулась к той бухте, откуда я её выманил, и перебила там всех. Сто восемь жертв. Вот что мы ей позволили сделать. Убить сто восемь невинных жертв.

После этого Капля вышел из дела. Заявил, что он больше не акулист. Он погрузился в тоску, растолстел, перестал за собой следить, целыми днями лежал на дне и потягивал медузуху.

Ну а я вернулся в бухту за той серой акулой, я справился с ней в одиночку. Я доставил её в Придонный Риф Правосудия и передал палачу Мечу. Капля мне не помог. Он никогда мне больше не помогал.

…До сего момента. До момента, когда я чуть не попал к Каре в пасть.

— Почему ты помог мне, Капля? — Я посмотрел в его слизистое, тоскливое, складчатое лицо, а потом ещё выше — на брюхо метавшейся над нами убийцы.

— На моей совести и так много жертв. Они приходят ко мне в кошмарах. Не хотел, чтобы к ним присоединился ещё и ты. Я подержу тебя