Читать книгу - "Боги не дремлют - Сергей Шхиян"

— Capitulez, monsieur l'officier! — окликнул его с крыльца Ростопчин, предлагая сдаться.

Драгун быстро глянул в его сторону, решил спасти жизнь, и, отсалютовав мундиру, бросил саблю на землю.

Мужики не поняли такого символичного жеста и едва сгоряча его не убили. Выручил драгуна помещик, крикнул крестьянам, чтобы они его не трогали. Те, разгоряченные боем, нехотя повиновались. Я огляделся, отыскивая взглядом свою подругу. Матильда стояла в дверях с выставленной вперед саблей. Слава Богу, она была жива и даже не ранена.

Драгунского офицера между тем стащили с лошади и по нашему обычаю связали. Ростопчин по-прежнему стоял на крыльце, и казался спокойным и уверенным в себе. Я позавидовал такой выдержке. Меня так даже потряхивало от избытка адреналина. Осмотрев поле боя с раненными и убитыми, граф обратился к хозяину:

— Пожалуй, пора садиться обедать, а то все простынет. Перед хозяйкой будет неловко.

На меня почему-то вовсе он не обращал внимания, не говоря уже о том, чтобы поблагодарить за спасение жизни. Граф с хозяином ушли в дом, а я остался осмотреть пострадавших. Всего французов оказалось девять человек, шестеро из них погибли, двое были тяжело ранены и, как я уже говорил, один сдался в плен. Нашим досталось не в пример сильнее. Двенадцать оказались убитыми, пятеро раненными. Среди них один из сопровождающих Ростопчина. В таком неравенстве ничего удивительного не было, драгуны были на конях, хорошо вооружены и профессионально подготовлены. Еще удачно, что пострадавших оказалось сравнительно немного.

Между тем на помещичий двор сбежались деревенские жители. По убитым завыли бабы, крестьяне и дворовые бестолково метались, не зная, как помочь истекающим кровью людям. Пришлось взять руководство на себя. Помочь мне вызвался староста, степенный мужик с умным лицом и мы с ним разобрались с живыми и мертвыми. К сожалению, двое раненых, русский и француз, не дождавшись помощи, скончались, остальных я перевязал.

Вернулся я в помещичий дом часа через три. Ростопчин и Матильда вместе с хозяевами сидели в гостиной. Барыня к этому времени уже успокоилась и не выглядела, как давеча, напутанной курицей. Про недавний бой уже не поминали, говорили о сельском хозяйстве. Ростопчин после своих экспериментов в сельском хозяйстве, был ярым противником западных технологий. Он со знанием дела, говорил о европейских и российских почвах, недостатках английских плугов и преимуществах русской сохи. Доказывал, сколько богаче наши крестьяне западных. Ссылаясь на данные Вольного экономического общества, привел данные, что в Орловской губернии у государственных крестьян в среднем на двор насчитывается от 10 до 30 овец, десять свиней. А в Елецкой провинции зажиточные крестьяне имеют до 15–20 лошадей, по 5–6 коров, 20–30 овец и не меньше 15–20 свиней.

— Европейским крестьянам такого богатства и не снилось! — говорил Ростопчин. — Спросите у любого путешественника, который там побывал, как живет тамошний мужик. Вот вам и их хваленый прогресс! — приговорил он прогнившую Европу.

— Конечно, нашему мужичку лучше всех живется, — поддакнул хозяин. — За него и барин, и царь думают. Только не пей и не ленись, вот и будешь жить в довольстве и изобилии. Тамошний мужик сам по себе, как неурожай, протягивай с голода ноги, а нашего барин всегда защитит и накормит!

Я, не вмешиваясь в разговор, без особого интереса слушал разглагольствования завзятых крепостников. Похоже, Ростопчину не понравилось мое выражение лица и он, впервые прямо ко мне обратился:

— А вы, молодой человек, кажется, с нами не согласны? Опять будете уверять, что бунт и революция есть благо?

Я этого не уверял, но мою фразу о естественной смене элит, можно было понять и так.

— Буду, граф, — сказал я, из принципа, называя его просто по титулу, а не сиятельством или высокопревосходительством. — То, что вы говорите, это ваша правда, но ведь и у мужика она может быть своя, отличная от вашей. Почему бы вам, если так уж нравится крепостное право, самим не записаться в рабское сословие?

От такой наглости, оба оппонента застыли на месте. Однако Ростопчин, как человек умный и опытный, повел себя не хуже, чем недавно под пулями, равнодушно на меня посмотрел и, не затевая спора, обратился зачем-то к хозяйке. Другое дело помещик. Как только он пришел в себя, вскричал трагическим голосом:

— Да как же вы, сударь, такое можете говорить? Барин крестьянам отец, а как отец может стать сыном?

Однако меня уже понесло. Единственное, о чем я в тот момент жалел, это то, что Ростопчин устранился от спора. Очень мне хотелось у него спросить о судьбе двадцати двух тысяч раненых солдат и офицеров, брошенных его властями в Москве. Но губернатор молчал и мне пришлось отвечать только помещику:

— Вы, сударь, конечно, своим крестьянам отец родной?

— А как же иначе, я ведь их помещик! — гордо сказал он.

— Не далее как сегодня они защитили вас от французов? Правильно я говорю? — продолжил я.

— При чем здесь это? — удивился барин.

— Только при том, что, когда ваши раненые мужики истекали во дворе кровью, вы с графом отправились кофей пить. Вот какие вы им отцы родные!

Правда, она тем и неудобна, что с ней сложно спорить. Конечно, позже, «барские» потомки научатся отирать плевки, не пачкая лиц, а то и вовсе их не замечать. Но до такого состояния общество еще пока не развилось. Хозяин вытаращил на меня глаза и апоплексически покраснел. Вместо него ответила супруга:

— Ты, батюшка, говори, говори, да не заговаривайся! Давеча так нас напутал с детками, меня чуть родимчик не хватил, а потом и того пуще окно выставил, да все стекла побил! А их стекольщики, поди, не даром дают, а за них деньги берут!

Это было со стороны хозяйки большим перебором, и я сделал то, что в тот момент пришло в голову, вытащил из кармана кошель, вынул из него золотую двадцатифранковую монету, бросил ее на стол и, вставая, сказал:

— Надеюсь, сударыня, этих денег вам хватит вставить в окне новые стекла.

После чего поклонился и вышел из гостиной. Оставаться в этом доме я не собирался, только поднялся в каморку за ранцем и сразу же отправился на конюшню седлать лошадь. После боя и особенно помощи, которую я оказал раненым, дворовые меня запомнили и главный конюх, сам бросился оседлать жеребца. Я стоял в воротах конюшни и глядел на унылый двор, где дождь еще не смыл пролитую человеческую кровь. Из дома вышла Матильда, огляделась, и пошла прямо ко мне. Я ждал на месте, что она скажет.

— Собираешься ехать? — спросила она, становясь рядом в воротах.

— Да, мне пора, — стараясь говорить спокойным голосом, ответил я.

— А меня граф зовет с собой во Владимир, — буднично сообщила она.

— Ну, что же, счастливого пути, — бодро сказал я.

— Я отказалась, не могу же я бросить тебя одного! — лукаво улыбнулась она. — Как ты без меня сможешь изъясняться с французами.

Я посмотрел ей в глаза, они были веселы и лукавы, Матильда откровенно надо мной потешалась, но меня это, почему-то, совсем не обидело.