Читать книгу - "Война и Мир - СкальдЪ"

чин, взял карабин и стрелял наряду с нижними чинами. Рядом с ним занял позицию Шувалов и Озерский. Похоже, они поспорили, кто из них лучший. Гусарам редко выпадает такая удача — пострелять не с седла, а с земли, да еще никуда не торопясь, так что я им не мешал. Пока есть такая возможность, пусть принесут как можно больше пользы.

Архип Снегирев находился левее. Он самолично выбрал удобное место и вел огонь в хорошем темпе. Жаль, что Седову или Шувалову не по рангу спорить со Снегирем, кто лучший снайпер. Лично бы я не был так однозначно уверен в победе графа или полковника.

Турки кричали, падали и отстреливались. Ракеты ложились кучно, прямо по наступающим пехотным цепям. Да и снаряды конных пушек добавляли разрушений и нервозности. Вот один из башибузуков развернулся и побежал обратно, вот другой, третий… Не прошло и минуты, как несколько таборов начали отступать, их недостаточно подготовленная атака захлебнулась, они даже до реки не успели добраться. Гусары, казаки и болгары продолжали азартно потчевать их свинцом, артиллеристы и ракетчики довершали разгром. Через несколько минут все затихло.

— Полагаю, ближайший час пройдет спокойно, — я достал брегет и посмотрел время. Было пять часов после полудня. — Самое время нам перекусить, господа. Прошу всех к столу.

Дежурные офицеры остались на позициях, а мы же отошли за холмы, где повара уже накрыли для нас скромное угощение. Ранний ужин оказался простым, без изысков — шурпа с бараниной, огурцы, колбаса и отварные яйца. Кофе пили с пирожками. Чтобы еда лучше проскакивала в желудок, по обыкновению распили несколько бутылок вина, сливянки и неплохой рислинг из Рейнгау.

— Тогда мне рейнского, я патриот, хлебну, что нам отечество дает, — граф Шувалов блеснул знанием Фауста Гете.

Особо наслаждаться едой времени не было. Дожевывая на ходу, Седов и Шувалов отправились к Некрасову патрулировать берег. Зазерский ускакал к своим казакам, князь Керканов вернулся на брод. Со мной остались Ломов и Гахович. Развернув карту на походном столе, мы принялись анализировать возможные действия неприятеля.

— Осман-паша захочет форсировать Вид. Вот неплохое место, и вот тут, — Гахович последовательно указал на карте Трнину на юге и Божурицу на севере от наших позиций. До названных деревень было шесть и восемь верст соответственно.

— Вероятно, так он и поступит, в то время как его основные силы продолжат демонстративно блокировать нас на броде, — согласился я. — В любом случае, время у нас еще есть, будем держаться.

Через час вновь началась перестрелка, в основном трудились пушки. Турки оттянулись назад, да и мы часть людей на время перевели за холмы. Орудий у Осман-паши было больше, залпы следовали один за другим, но особых потерь мы пока не несли, так же, как и неприятель.

Куда тревожней выглядели поступающие от Седова и Зазерского доклады. Действующие к югу три эскадрона успешно сбросили обратно в воду один из турецких таборов, и тоже самое провернули казаки Зазерского. Правда, там и там имелись потери, а враг сдаваться не собирался, продолжая накапливать силы.

Пришел хмурый, с перевязанной головой, Боян Златко, сообщивший, что пять десятков ополченцев выбыло из строя. Ситуация накалялась. Главным для нас стоял следующий вопрос — пойдет ли враг под вечер на новый штурм брода или отложит все до утра. Если они решатся действовать сегодня, то наверняка вторую атаку подготовят более тщательно и мы можем не удержаться, ведь значительная часть наших сил патрулирует Вид, и отзывать их нельзя.

Но где же этот чертов Кнорринг? Почему он ползет, словно вошь по мокрой шинели? Вернувшийся от него вестовой так торопился, что загнал лошадь и сведения принес неутешительные: генерал со своей бригадой только лишь прошел Мечку и велел передать, что торопится, как может, но общая усталость и то, что бригада растянулась, затрудняет марш. К тому же они потратили несколько часов, ожидая, когда им подвезут патроны.

Меня подобное сообщение заставило выругаться и отвесить в адрес Кнорринга ряд нелицеприятных эпитетов. Какая усталость, какие патроны? Ведь ясно же, что они недавно вышли из Никополя, и все у них в порядке! Да тут банальная зависть и вражда, замешанная на желании подставить меня и показать, что Михаил Соколов — обнаглевший, зарвавшийся щенок, вот в чем дело. Ну Кнорринг, ну скотина!

Все же я и второго вестового к нему направил, буквально требуя поторопиться. О гордости пришлось на время забыть, мне о людях надо думать! От Мечки до Вида двадцать пять верст. Если генерал пожелает, то он будет здесь через пять часов. Вот только вопрос — захочет или подойдет к утру? Я и третьего вестового успел к нему отправить, и к Скобелеву за помощью обратился, но до друга было еще дальше, и поддержка вряд ли успеет подойти.

Прошел очередной час, напряженный и беспокойный. Седов вновь откинул неприятеля в районе Трнина, а вот Зазерский сообщил, что неприятель реку на его участке все же форсировал и сейчас успешно укрепляет плацдарм. Сил для того, чтобы скинуть их в воду, донцы не имели.

Все указывало на то, что мне придется отступать, Особую бригаду банально могли окружить. Ломов и Гахович так же высказались за отход, но я колебался, не зная, на что решиться. Я помнил историю и видел, что если Осман-паша возьмет Плевну, то может повториться старый сценарий. Город без турок — пустое место, но когда они там закрепятся, то ситуация переменится кардинально. Отряду Гурко, который сейчас рвется к Балканским перевалам, придется забыть о наступлении, имея в тылу такую сильную группировку. Плевна опять станет камнем преткновения, за который начнется многомесячная позиционная война. Но иного пути, кроме как отход, у нас уже не оставалось. Гибель Особой бригады, артиллеристов и ракетчиков кроме вреда ничего более не принесет русской армии. Отступать совсем не хотелось, но и губить людей почем зря я не имел права.

В небе беззаботно пели жаворонки. Жара начала спадать, но особого облегчения погода не принесла. Турки на брод пока не лезли, но пушки их стреляли деловито и спокойно. Наших артиллеристов было меньше, и приходилось им тяжелее. Два орудия у Ломова уже вышли из строя вместе со всей обслугой и десятком лошадей. Вздохнув и поймав взгляд Фалька, я принял тяжелое решение.

— Отправляйся к Ломову, Людвиг, пусть начинает сниматься с позиций, мы отходим. И Гаховичу такой же приказ передай.

— Слушаюсь, — адъютант ушел.

— Михаил Сергеевич, у нас гости, — мои невеселые раздумья прервал Ян Озерский. — Драгуны пожаловали.

— Драгуны⁈ — сказать, что я был обрадован и одновременно ошарашен, значит ничего не сказать.

Офицеры расступились и ко мне подошел среднего роста, примерно сорока лет, мужчина в темно-зеленой форме, кепи с двухглавым орлом, новенькой портупее, кобуре с револьвером и скрипучих сапогах со шпорами.

— Полковник Ребиндер Александр Максимович, командир 4-го драгунского Екатеринославского полка, — по-военному четко представился он. Голос был слегка хриплым, слегка надорванным, показывая, что его хозяин любит покричать, отдавая приказы. — Согласно указанию Главнокомандующего Великого Князя Николая Николаевича мы присоединены к вашей Особой бригаде. Сутки седла не покидали, шли ускоренным маршем. Последний час ориентировались на звуки стрельбы.

— Сколько у вас людей, Александр Максимович? — широкой улыбки я сдержать не мог даже при всем желании.

— Десять рот, ваше превосходительство, — если он и обратил внимание на мой относительно молодой для генерала возраст, то мысли свои оставил при себе. — Тридцать восемь офицеров, девятьсот строевых и двести девяносто нестроевых солдат. Со мной также сотня Владикавказского полка есаула Квочкова, по дороге их прихватили.

— Похоже, вас сам Господь мне послал! — не чинясь, я обнял драгуна, от чего тот удивленно распахнул глаза. — Ну, теперь дела у нас пойдут! Ломову и Гаховичу передайте, что прежний приказ отменяется. Пригласите их сюда. Присаживайтесь, полковник. Расскажите, как вы так быстро добрались до нас? Признаюсь, я ждал вас не раньше утра.

— Личная просьба цесаревича Николая Александровича, он просил нас поторопиться, — ответил Ребиндер. Было видно, что полковник польщен как моим отношением, так и доверительным отношением со стороны наследника. А Николай Романов молодец, ничего не скажешь.

Ребиндер по первым прикидкам человеком оказался решительным, смелым и понятливым. Два раза ему ничего разжевывать не пришлось. Нашу диспозицию, план, сильные и слабые стороны он ухватил моментально. Его драгуны, вооруженные шашками и карабинами со штыками, деловито устраивались, всем видом показывая, что встретят