Читать книгу - "Таежный гамбит - Юрий Достовалов"

Мизинов впервые присутствовал на заседании меркуловского правительства. Оно проходило во Владивостоке, в центральной конторе акционерного общества «Торговый дом братьев Меркуловых, сыновей, зятя».

Вел собрание сам Спиридон Меркулов — высокий, породистый мужчина в белом чесучовом костюме. Говорил складно, грамотно и доказательно. Хотя что у него было на душе — не понимал, наверное, никто, меньше всего Мизинов, человек здесь совершенно новый.

Меркулов говорил о проблемах. Основная — уход японских войск. Они убедились в полном провале интервенции и открыто заявили об эвакуации в октябре. Следовательно, все иллюзии на японизацию Дальнего Востока развеялись.

— Временное приамурское правительство находит, что японские войска в Приморье принесли краю только пользу, сохранив его от окончательного разорения, — вещал с трибуны Меркулов. — Дальнейшее пребывание японских войск во Владивостоке и Приамурье не может встретить ни малейших возражений со стороны нашего правительства.

Члены правительства с ним согласились: другого выхода не было, надеяться на собственные силы не приходилось. Все молили в душе, чтобы японцы остались. Только в этом «приамурское правительство» видело свое спасение.

Затронули и финансовые вопросы. Денег в казне кот наплакал. Продать больше нечего.

— Прежде мы жили тем, что сбывали грузы, получали иностранные кредиты. Это позорище! Кто, уважающий себя, так живет? — раздавались голоса.

Еще вчера склады города ломились от грузов, продуктов, вооружения. Тысячи тонн. Сегодня было продано все.

— Надо эксплуатировать природные ресурсы! — кричали из зала. — Отдать коммерсантам промыслы, прииски!

Спиридон Денисович Меркулов, глава правительства, сидел в президиуме и, подперев голову массивным кулаком, бессмысленно глядел в зал.

Он увидел генерала Вержбицкого и вздрогнул. Он не любил генерала. Впрочем, «не любил» — мягко сказано. Он его ненавидел. Вечно Вержбицкий вставал у него на пути. Вот и сейчас всю военную власть загреб под себя. Того и гляди опять переворот учинит. Ему не впервой…

Да что там генерал — все его подвели, даже вчерашние друзья. Японцам главное — свой карман набить. Промышленники тоже поворовывают, это уж как водится. А тут еще эта Дальневосточная республика, будь она неладна! Большевики в затылок дышат, вот-вот насядут, и поминай как звали…

«И все-таки японцы — самые надежные друзья, как бы там ни было, — в который раз твердо для себя постановил Спиридон Меркулов. — Но как быть? Токийский кабинет адмирала Като заявил о новой дальневосточной политике. Японцы пошли на переговоры с ДВР! Куда уж дальше-то?.. А тут и армия полуголодная — почти тридцать тысяч человек. Да и себя бы не забыть»…

Когда все выговорились, Меркулов встал и, тяжело опираясь на дубовую столешницу, провозгласил в зал:

— Пребывание японских войск во Владивостоке и Приамурье не может встретить ни малейших возражений со стороны нашего правительства. Да поможет нам бог! — и сошел с трибуны.

Мизинов был разочарован. Никогда еще он не видел такого спектакля, такого беспомощного балагана.

Он разыскал Вержбицкого и высказал ему свои чувства.

— Я согласен с вами, Александр Петрович, — ответил Вержбицкий и, взяв его за локоть, отвел подальше от посторонних ушей.

— Понимаете, братья Меркуловы — люди умные и совестливые даже. Но вот практической сметки, толка в политических делах у них, конечно, маловато. То есть никакого вовсе. Николай сейчас иностранными делами занимается, да только вся его дипломатия целиком подчинена японским интересам. Так-то…

— Россию проговорили уже давно, — сказал Мизинов. — А теперь, видимо, хотят и вовсе продать ее. Тем же японцам.

— Да, Александр Петрович, — согласился Вержбицкий. — Отношение к японцам теперь несколько изменилось. Оно не то, какое было, скажем, еще лет десять назад. Тогда еще не воевали с Германий и на японцев смотрели как на недавних врагов. Потом германская, и образ врага совершенно изменился. Немец теперь по-прежнему главный враг всего русского офицерства. А на японцев, — Григорий Афанасьевич снисходительно улыбнулся, — теперь смотрят в лучшем случае как на союзников. Кое-кто, конечно, как на лучших друзей. И такой взгляд наличествует даже среди испытанных офицеров!

— Прискорбно, — согласился Мизинов. — Хотя я сам в японской кампании не участвовал, но хорошо помню общественное настроение тех лет: уныние, жажда реванша, кипучая деятельность наших «младотурок», как их тогда называли…

— Да, они сделали тогда немало для укрепления армии. Люди были, можно сказать, выдающиеся. Одни имена чего стоят — Деникин, Крымов, Мышлаевский, покойный Верховный правитель, тогда еще капитан второго ранга…

— Ну а эти-то что же, Григорий Афанасьевич? — Мизинов кивнул в сторону расходящихся членов меркуловского правительства.

— Не военные они люди, Александр Петрович, в этом, видимо, вся проблема. Да, кстати, вы знаете, что недавно предложили в кабинете Меркулова некоторые его члены? Очень любопытно!

— Буду признателен.

— В виду грядущей эвакуации японцев они намерены устроить в городе беспорядки. К примеру, нанять несколько банд хунхузов. Когда японцы будут грузиться на корабли, китайцы начнут резать людей, грабить магазины. Выкрикивать свои лозунги типа «Приморье должно быть китайским»! Горожане, естественно, впадут в панику и станут требовать, чтобы японцы остались. На любых условиях. Меркуловцы тогда посылают к японцам делегацию и от имени народа просят японского главнокомандующего остаться. И японцы, конечно, остаются. Ведь японцы ни за что не отдадут русскую землю китайцам, это у них давнее. И через пару дней они наведут порядок в городе да и во всем Приморье. Развешают хунхузов по фонарям и… что бы вы думали? Конечно, создадут новое русское правительство. Только в этой новой структуре, я не поручусь, что останется место для нас, русских офицеров.

— Безобразие! — побледнел Мизинов. — Но ведь наверняка выход есть, Григорий Афанасьевич?

— Разумеется, есть. Мы уже давно смотрим на это меркуловское непотребство. Поняли, что проку от такого правительства мало, и начали действовать по-своему. Не вразрез, конечно, с правительством, но более радикально, результативно, что ли…

— Что вы имеете в виду? — загорелся Мизинов.

— Я, да и многие мои коллеги, имеем в виду следующее. Надеемся, что вы целиком поддержите нас, Александр Петрович.

— Моя жизнь принадлежит России, — ответил Мизинов. — Большего у меня в жизни не осталось.

— Так вот, положение спасет только победоносное наступление на фронте! По меньшей мере, военные успехи дадут время, возможность собраться с силами, переорганизовать армию. Задержать безостановочное движение большевиков, наконец!

— Полностью с вами согласен, Григорий Афанасьевич!