Читать книгу - "Александр Македонский. Пески Амона - Валерио Массимо Манфреди"

Барсина вместе с сыновьями слезла с коня и направилась к дому, еле освещенному единственной лампой в портике. Она вошла в атриум и оказалась перед своим мужем, который стоял, опершись на костыль.

— Мой любимый! — воскликнула она и, бросившись ему в объятия, стала целовать в губы. — Без тебя жизнь для меня была не жизнь.

— Отец! — крикнули сыновья. Мемнон прижал их всех к себе, зажмурившись от нахлынувших чувств.

— Входите, входите! Я велел приготовить ужин. Нужно устроить праздник.

Они находились в красивом доме в поместье между Ми летом и Галикарнасом, этот дом предоставил ему персидский сатрап Карий.

Столы были уже накрыты по-гречески, с обеденными ложами и кратером, полным кипрского вина. Мемнон пригласил жену и сыновей занять места, а сам улегся на свое ложе.

— Как твое здоровье? — спросила Барсина.

— Очень хорошо, я практически здоров. Хожу с костылем, потому что врач советует еще какое-то время не нагружать сильно ногу, но чувствую себя прекрасно и могу передвигаться без костыля.

— А как рана, не беспокоит?

— Нет. То средство, что дал врач-египтянин, совершило чудо: рана зажила и засохла в считанные дни. Но прошу вас, ешьте.

Грек-повар принес всем свежего хлеба, несколько разных сыров и крутые утиные яйца, в то время как его помощник наливал в тарелки суп из бобов и гороха.

— Что теперь будет? — спросила Барсина.

— Я велел вам приехать сюда, потому что мне нужно рассказать вам кое-что очень важное. Великий Царь своим личным указом назначил меня верховным командующим во всей Анатолии. Это означает, что я могу отдавать приказы даже сатрапам, вербовать войско и распоряжаться огромными средствами.

Сыновья зачарованно смотрели на него, их глаза горели гордостью.

— Значит, ты снова начнешь боевые действия, — грустно сказала Барсина.

— Да, и очень скоро. И в связи с этим…— Он опустил глаза, словно рассматривая цвет вина у себя в кубке.

— Что такое, Мемнон?

— Здесь вам не место. Война будет беспощадной, и ни для кого не найдется безопасного убежища.

Жена слушала Мемнона, недоверчиво качая головой.

— К тому же такова воля Великого Царя. Вы все трое уедете в Сузы. Будете жить при дворе, окруженные почетом и уважением.

— Великий Царь хочет взять нас в заложники?

— Нет, не думаю, но факт остается фактом: я не перс, я наемник и торгую своим мечом.

— Я не брошу тебя.

— Мы тоже, — присоединились к ней сыновья.

Мемнон вздохнул:

— У вас нет выбора и нет другого пути. Вы отправитесь завтра. Повозка довезет вас до Келен, а дальше вы будете в безопасности. Вы поедете по Царской дороге, где не встретите никаких тревог, и к концу следующего месяца прибудете в Сузы.

Пока он говорил, Барсина опустила глаза и по щекам ее скатились две большие слезы.

— Я буду тебе писать, — продолжил Мемнон. — Вы будете часто получать от меня известия, потому что я смогу пользоваться царскими курьерами. Ты сможешь писать мне таким же образом. А когда все закончится, я приеду к тебе в Сузы, где Великий Царь окажет мне самые высокие почести за мою службу. И, наконец, мы сможем пожить спокойно, где захочешь, моя ненаглядная: здесь, в Карий, или в нашем дворце в Зелее, или на море в Памфилии. Мы будем смотреть, как растут наши сыновья. А сейчас успокойся и не делай расставание еще более тяжелым.

Барсина подождала, пока мальчики поужинают, и отослала их спать.

Юноши по очереди подошли к отцу и обняли его; их глаза блестели.

— Я не желаю видеть слез на ресницах моих юных воинов, — сказал Мемнон, и мальчики, сделав над собой усилие, выпрямились и посмотрели на него прямым взглядом. Отец поднялся, чтобы попрощаться с ними. — Спокойной ночи, дети мои. Выспитесь хорошенько, потому что вас ждет долгий путь. Вы увидите разные чудеса: сверкающие многоцветные дворцы, озера и сказочные сады. Вы попробуете редчайших плодов и яств. Будете жить, как боги. А сейчас ступайте.

Мальчики по персидскому обычаю поцеловали ему руку и удалились.

Барсина отпустила слуг и проводила мужа в его комнату. Там она усадила его в кресло и впервые в жизни сделала то, чего никогда не делала раньше из-за привитого в детстве обостренного чувства стыдливости, — разделась перед ним и осталась голой в теплом красном свете лампы.

Мемнон смотрел на нее так, как только грек может созерцать красоту в ее высшем проявлении. Его взгляд медленно скользил по ее янтарной коже, по нежному овалу ее лица, гибкой шее, округлым плечам, по сильной набухшей груди с темными выпрямившимися сосками, по мягкому животу, блестящему пушистому лобку.