Читать книгу - "Александр Македонский. Пески Амона - Валерио Массимо Манфреди"

Александр покинул Эфес к середине весны и двинулся в сторону Милета. Лисипп, поняв, чего ждет от него царь, отправился в Македонию с письменным приказом регенту Антипатру: Александр просил его предоставить скульптору все необходимые средства для грандиозного произведения, за которое тот взялся.

Сначала Лисипп высадился в Афинах, где встретился с Аристотелем. Тот уже давал регулярные уроки под сводами Академии. Философ принял его в небольшой уединенной комнатке и угостил прохладным освежающим вином.

— Наш царь поручил мне передать тебе привет и выразить почтение, а также сообщить, что при первой же возможности он напишет тебе письмо.

— Спасибо. Эхо о его походе быстро достигло Афин. Триста комплектов доспехов, что он послал в Акрополь, привлекли тысячи зевак, а памятная надпись, в которой исключены спартанцы, пронеслась ветром до самых Геркулесовых столбов. Александр умеет заставить говорить о себе.

— А как настроение у афинян?

— Демосфен по-прежнему влиятелен, но поход царя глубоко поразил воображение народа. Кроме того, у многих родственники вместе с его войском или флотом воюют в Азии, и это толкает их к более умеренным политическим взглядам. Но не стоит строить иллюзий: если царь падет в битве, немедленно разразится восстание и его сторонников будут разыскивать по домам и арестовывать, причем начнут с меня. Однако скажи мне, как держится Александр?

— Насколько я знаю, он идет по лезвию бритвы: проявляет милость к побежденным врагам и в городах ограничивается восстановлением демократии, не стараясь изменить порядки.

Аристотель задумчиво кивнул и одобрительно погладил бороду: его ученик демонстрировал, что хорошо усвоил уроки учителя. Потом философ встал.

— Хочешь заглянуть в Академию?

— С великим удовольствием, — ответил Лисипп, тоже встав.

Они вошли во внутренний портик и прошли в центральный двор, в тень изящной колоннады из пентелийского мрамора с ионическими капителями. Посреди был колодец с кирпичными краями на уровне земли. В одном месте виднелась глубокая борозда от привязанной к ведру веревки; там стоял раб и черпал воду.

— У нас четыре раба — два для уборки, и два для прислуживания за столом. Мы часто принимаем гостей из других школ, и некоторые наши воспитанники иногда остаются у нас пожить.

Аристотель вошел под арку.

— Это сектор политических наук, где мы собрали своды законов более ста шестидесяти городов Греции, Азии, Африки и Италии. А здесь, — показал он, проходя по коридору, заканчивавшемуся другой дверью, — у нас сектор натуралистики с коллекциями минералов, растений и насекомых.

И, наконец, вот в этой зоне, — продолжил он, вводя гостя в обширный зал, — собраны редкие животные. Я пригласил из Египта таксидермиста, искусного в бальзамировании священных кошек и крокодилов, и он работает полным ходом.

Лисипп огляделся, зачарованный не столько забальзамированными животными — страусами, крокодилами, ястребами, — сколько анатомическими рисунками, в которых узнавал руку великих художников.

— Понятное дело, приходится остерегаться подделок и мошенничества, — продолжал Аристотель. — С тех пор как разнесся слух о нашем коллекционировании, нам чего только не предлагают: египетских мангустов, василисков и даже кентавров и сирен.

— Кентавров и сирен? — переспросил ошеломленный Лисипп.

— Вот именно. Причем нас приглашали взглянуть на эти диковины, прежде чем приобрести их.

— Как такое возможно?

— Просто чучела. И не случайно такие предложения поступают зачастую из Египта, где бальзамировщики имеют тысячелетний опыт. Им не представляет труда пришить к туловищу человека тело жеребенка, искусно скрыть швы шкурой и гривой и все это забальзамировать. В конечном итоге эти шедевры действительно представляют ценность, уверяю тебя.

— Я верю.

Аристотель приблизился к окну, откуда открывался вид на поросшую соснами гору Ликабетт, у подножия которой виднелся Акрополь с громадой Парфенона.

— И что он совершит теперь, по-твоему? — спросил философ.

Лисипп сразу понял, что мысли об Александре не покидали его ни на минуту.

— Все, что я знаю, — это что он собирается пойти на юг. Но никто не ведает, каковы его истинные намерения.

— Он пойдет дальше, — подтвердил Аристотель, обернувшись к художнику. — Он будет идти все дальше, пока способен дышать, и никто не сможет его остановить.

Александр двигался с армией в направлении Милета, а тем временем Апеллес, оставшись в Эфесе один, продолжил работу над огромным конным портретом македонского царя.

Художник особенно сосредоточился на голове Букефала и выполнил ее с таким реализмом, что казалось, будто животное прямо-таки выпрыгивает из картины. Апеллес хотел потрясти своего заказчика и уже организовал доставку картины в очередной лагерь Александра, чтобы царь мог увидеть завершенную работу.

На протяжении нескольких часов художник мазками кисти упорно старался изобразить кровавую пену на губах у коня, но никак не мог добиться нужной насыщенности цвета, и без умолку болтавшая Кампаспа доводила его до белого каления (дни их пылкой любви уже давно миновали).

— Если не заткнешься, — озверев, прорычал художник, — у меня никогда ничего не получится!

— Но, дорогой мой…— начала было Кампаспа.

— Хватит! — заорал Апеллес, совершенно выйдя из себя, и швырнул пропитанную краской губку в картину.

Губка удивительным образом попала точно в угол Букефалова рта и упала на землю.

— Вот, — захныкала девушка, — ты же сам все и погубил! Теперь доволен? Или опять скажешь, что это я во всем виновата?

Но художник не слушал. Удивленно подняв руки, он в недоумении подошел к своей картине.

— Не может быть, — прошептал он. — О боги, это невозможно!