Читать книгу - "Наследник императора - Александр Старшинов"

— Я как раз хотел заказать, — пробормотал раб-начальник, спешно оглаживая растрепанные волосы и склоняясь в льстивом поклоне. — Да вот не ведаю, где…

— Дело поправимое, — оборвал его Приск. — В Дробете осталось немало статуй, показавшихся Аполлодору[6]неподходящими для его великолепного моста. Но для твоей станции они вполне подойдут. Можешь выбрать за умеренную цену.

— Так и сделаю, центурион. Благодарю за блестящую мысль, великолепный! — заюлил побитый жулик.

— Заткнись, — оборвал его Приск и повернулся к Попрыгунчику. — Мой тебе совет: если опять начнут истязать, ты, парень, сразу шмыг под статую и ори про защиту. Траян, даже каменный, никого в обиду не даст.

* * *

Это происшествие немного развеселило Приска и отвлекло от мрачных мыслей. Он вернулся в гостиницу собрать вещи, однако не торопился уезжать: решил проверить, не кинется ли оскорбленный начальник-раб избивать раба-подчиненного. Чтобы скоротать время, он достал таблички и принялся сочинять письмо для Кориоллы. Стиль, обычно бойко порхавший, сейчас то и дело увязал в воске, как муха в густом дакийском меду: новость, о которой сообщал своей возлюбленной центурион, была дурная. Дописав кое-как письмо и запечатав, Приск собрался и вышел во двор… Вот тогда Попрыгунчик, уже взнуздавший и выведший из конюшни Резвого, вдруг заговорил о прибытии легата.

Разумеется, выходку избитого раба можно было истолковать как нежелание оставаться один на один с кипящим от злости начальником, посему хитрый раб постарался удержать на станции своего покровителя. Однако что-то подсказывало Приску: раб не врет — всего, правда, недоговаривает, но знает точно: опасность существует. А впрочем — пусть и выдумка, что из того? Лонгин был Приску нужен, просто необходим.

Вернув Резвого в конюшню, Приск отправился в общую залу таверны. Высокого гостя долго искать не пришлось: легат сидел за центральным столом, а хозяин таверны рассыпался перед ним в любезностях, расхваливая завозные вина, пока обезумевшие от окриков слуги носились взад и вперед, вынося с кухни самые дорогие, самые лучшие припасы. Миловидный мальчик лет двенадцати разливал по изящным серебряным кубкам — наверняка извлеченным из багажа самого легата — сладкий мульс,[7]призванный поднять аппетит именитого гостя.

Лонгину на вид можно было дать лет пятьдесят, хотя наверняка он был старше лет на пять-шесть. Но сразу видно — человек энергичный, сложения крепкого, несколько в последние годы погрузневший. Веселые улыбчивые глаза, совершенно не подходящие его строгому и чуть полноватому лицу, были удивительно яркого голубого цвета. Лоб высокий, волосы уже начали редеть, но Лонгин этого не стеснялся, не пытался зачесывать пряди набок.

Приск после недолгих раздумий решил, что в данном случае короткий путь — самый верный, шагнул к столу легата и произнес:

— Центурион Гай Осторий Приск приветствует тебя, легат.

Легат поднял руку в ответном приветствии:

— Здравствуй, Приск. Присаживайся. — Он указал на скамью подле себя.

В словах и жестах Лонгина была достойная неспешность, глядел он на Приска чуть исподлобья, но при этом с приятной доброжелательной усмешкой.

— Я слышал о тебе, центурион.

— Хорошее или дурное?

— Всего понемногу. Знаю, ты добился от Траяна разрешения на смертельный поединок. Но это тебя не красит: такая дерзость попахивает бунтом.

Приску очень хотелось возразить, но он стиснул зубы и промолчал, понимая: на словах все подлости Нонния описывать придется долго, легат вряд ли станет слушать защитительную речь до самого заката.

— С другой стороны, говорят, лучше тебя никто на всем лимесе[8]не умеет вычерчивать планы крепостей, — продолжал Лонгин.

— Да, они отливаются у меня в памяти, будто медные статуи в форме, — сказал Приск.

Вольноотпущенник Лонгина, молодой человек с круглым улыбчивым лицом, мелкие черты которого были в постоянном движении, тем временем принес еще один серебряный кубок и наполнил его мульсом.

— Хвастливость — неплохая штука, но не всегда способствует карьере, — улыбнулся легат. — Расхваливай себя, молодой человек, с осторожностью. Кстати, сколько тебе лет? — Приск не успел ответить: Лонгина вовсе не интересовал возраст центуриона. — Мне необходим человек вроде тебя, чтобы рисовать крепости да карты. Но не в канцелярию, а чтоб постоянно находился при мне.

«Интересно, от кого он про меня наслышан? Может, от Декстра? — подумал Приск. — Или Адриан лично отрекомендовал? Хотя это — вряд ли. Но кто-то намеренно нахвалил. Такого везения не бывает».

— Асклепий, — обратился к вольноотпущеннику Лонгин. — Подай-ка мне таблички того варвара.

— Косорукого, — усмехнулся снисходительно Асклепий и тотчас извлек из дорожной сумки восковые таблички, передал господину.

Лонгин открыл их и протянул Приску.

— Варвар болтал, что пришел из самой Сармизегетузы. Он что-то такое нарисовал по памяти. Но я ничегошеньки не понял из его объяснений и рисунков, — сказал Лонгин. — Надеюсь, ты мне поможешь.

Лонгин не преувеличивал: зарисовки на воске были столь условны, что разобраться в хаосе многочисленных черточек казалось делом немыслимым. Приск на миг задумался. И все же рискнул — опираясь не столько на рисунок, сколько на свою память: в тех местах позапрошлым летом ему довелось побывать.

— Вот здесь, похоже, крепость их столицы, Сармизегетузы Регии. — Приск указал стилем на скопление черточек. — А здесь, судя по всему, Фетеле-Альбе,[9]город к северо-западу от Сармизегетузы. Насколько я сумел разузнать и рассмотреть, там расположены плавильные мастерские. В городе-крепости пять больших террас и несколько десятков вспомогательных. С одной стороны Фетеле-Альбе защищает склон горы, а с другой даки построили стены. По договору все укрепления надлежало срыть… Там снова есть ограда? — предположил Приск, еще раз посмотрев на рисунок. — Хотя это могут быть подпорки под террасами.

— А это? — спросил Лонгин, указывая на неровный кружочек дальше к северу.

— Тоже крепость, — сказал Приск. — Только совсем небольшая.

— Соглядатай видел, как туда поднимался караван, везли что-то тяжелое на мулах и лошадях. Что думаешь, центурион? — спросил Лонгин.

Приск сделал неопределенный жест. По варварским рисункам понять что-либо было невозможно. Что касается каравана, то в крепость могли попросту везти зерно из речной долины — но точно так же караван мог быть нагружен оружием.