Читать книгу - "Адъютант Бухарского эмира - Виктор Иванович Носатов"

От этих слов Темир готов был сквозь землю провалиться. Не найдя что ответить, он, расплескивая воду, помчался домой, подальше от этих насмешливых и острых на язык созданий…

Однажды жарким летним днем, когда караванные тропы, проходящие через высокогорные перевалы, стали проходимыми для людей, в кишлак неожиданно нагрянули сборщики налогов. Первым об этом оповестил сельчан кишлачный глашатай, хромоногий Турулбай, который, перебегая от одного дома к другому, кричал:

— Слушайте, люди, и не говорите, что не слышали! Собирайтесь у Дерева Советов. Чиновники великого эмира будут собирать налоги.

Пока народ собирался, два толстомордых сборщика налогов, расположившись в тени дерева на небольшом, выгоревшем на солнце ковре, не торопясь закусывали

Видя, что все мужчины кишлака в сборе, старший из чиновников эмира объявил:

— По приказу эмира, во имя Аллаха и Мухаммеда с жителей кишлака Кохи-Саяд будет взят налог за год вперед.

Люди молча, не ропща выслушали эту горькую весть. За многие века эмиры и беки с помощью служителей Ислама из некогда свободных землепашцев и скотоводов выпестовали послушных и безропотных рабов, о которых богатеи в буквальном смысле этого слова вытирали ноги. Даже здесь, вдали от городов и караванных путей, в самом поднебесье, чиновники эмира олицетворяли собой безмерную власть над телами и душами горцев.

Вышедший из толпы, уважаемый всеми аксакал Данияр, показывая какой-то документ с печатью, пытался доказать, что кишлак уже оплатил все налоги, но чиновник его грубо оборвал:

— Жалкий раб, ты должен слушать, что тебе скажут слуги эмира, и не должен высказывать нам свои ослиные мысли. А вы, рабы эмира, — обратился он к безмолвной толпе, — должны делать только то, что я вам прикажу!

Подозвав кишлачного аксакала, он приказал:

— Вызывай по одному.

Первым пред очи чиновников предстал глава большого семейства, отец Юлдыз, Касымхан.

— Чем будешь платить, деньгами или натурой?

— Откуда у меня деньги, господин!

— Сколько у тебя добра в загоне?

— Овцы в количестве десяти голов и корова с теленком, — низко поклонившись, глухо сказал Касымхан. — Все это принадлежит мне, Касымхану, жителю кишлака Кохи-Саяд, рабу эмира и бека.

— Именем эмира и Мухаммеда, пророка его, — торжественно объявил чиновник, — здесь будет взыскан налог с эмирского раба Касымхана. Так, — обратился он к своему помощнику, — пиши, от имеющегося в загоне скота в количестве десяти голов овец, коровы и теленка, взимается налог сагубордор, в размере двух овец и теленка.

Касымхан упал на колени и запричитал:

— О, Аллах, чем же я буду кормить зимой свое большое семейство?

— Нечего было девок плодить, — ухмыльнулся чиновник. — Продашь одну, вот и ртов поменьше будет. Если хочешь, то взамен твоей дочери, которая мне приглянется, я могу оставить тебе теленка? — осклабился он. — Решай, старик. Смотри, не продешеви, пока я добрый.

В это время к чиновнику подошел священнослужитель в длиннополых черных одеждах, который пришел вместе со сборщиками налогов. Подойдя к писарю, он пропищал:

— Запиши еще одну голову овцы.

Чиновник, словно это так и должно было быть, дописал еще одну голову.

— За что? — в отчаянии взвыл Касымхан.

— Вах, вах, какой ты нехороший человек. Неужели ты, сын осла, не узнаешь меня? Ты, наверное, забыл, что имаму мечети по закону полагается десятая часть.

Пастух, опустив руки, в отчаянии вглядывался в глаза окружавших его сельчан, ища поддержки, но в напряженных, перекошенных горем лицах был виден только животный, всеохватывающий страх.

Оставшийся скот в свою очередь был разделен по закону на пять частей. Одного барана записали за казной, а остальными чиновник облагодетельствовал убитого горем пастуха.

Весь день сборщики налогов взимали с жителей дань «по справедливости». Весь день над кишлаком стоял вой и плач женщин.

Выросшие вдали от чиновников и эмирских нукеров сыновья Ибрагима не были похожи на своего отца, забитого нищетой пастуха, давно забывшего свои тюркские корни. Темир и его старший брат Фархад ни за что бы не потерпели над собой такого обращения, какое позволяли себе прибывшие от эмира чиновники. К своей радости, Ибрагим накануне отправил сыновей в горы, на заготовку корма для их немногочисленного стада.

Когда через несколько дней Темир и Фархад спустились в кишлак, сборщиков налогов в кишлаке уже не было, они возвратились в Бухару. Вслед за ними пастухи угнали многочисленную отару овец и небольшое стадо коров и телят.

Узнав, что эмирские чиновники, производя внеочередной сбор налогов, ополовинили и их стадо, Темир, сверкая глазами от негодования, воскликнул:

— Я бы не позволил так издеваться над собой!

— Мальчик мой, не гневи Аллаха, ибо гнев божий ждет тебя лишь на небе, — смиренно произнес мудрые слова старый Ибрагим. — Не гневи эмира и его подручных, ибо гнев их скоротечен и страшен, он может оборвать твою жизнь в любой момент.

— Чем жить в рабской преданности, лучше умереть! — воскликнул гневно Темир. Никто тогда и помыслить не мог, что этому юношескому девизу он останется верен всю свою жизнь.

— Весь в деда! — с гордостью произнес Ибрагим, обнимая сына. — Твой дед Мухамед-бек был хоть и не богатым, но смелым и гордым человеком. Он не раз ходил, под знаменем эмира, в военные походы, но так и не разбогател. Самую большую ценность, которую он четверть века назад привез из похода, была твоя мать, Джамиля-кызы. Я не рассказывал раньше тебе об этом. Помни, что твоя мать — дочь туркменского вождя, была добыта дедом во время набега на афганское селение. Нас поженили. Но недолго прожили мы вместе, после того, как ты родился, она умерла. Да приблизит Аллах к себе ее добрую душу.

— Я похож на нее?

— Да! Ты — копия матери!

— Как ты думаешь, отец, я могу понравиться девушке? — неожиданно для себя спросил Темир, покраснев до кончиков ушей.

— Мать твоя была настоящей красавицей. А раз ты весь в нее, значит, тоже не кетменем сделан. А чего это ты об этом спрашиваешь?

— Да-а-а так… — замялся вдруг Темир.

— Вах, вах, мой мальчик, неужели ты уже присмотрел себе черноокую горянку?

— Да, отец, — еще больше смущаясь, промолвил парень.

— И кто же это?

— Юлдыз!

— Юлдыз. — Ибрагим задумался. — Дочь Касымхана, что ли?

— Да, отец!

— Но она же еще почти ребенок, — удивился Ибрагим.

— Но я же не тороплюсь, — деловито ответил Темир, — по обычаю, сначала Фархада надо женить.

— Да! Ты прав. Только нашему Фархаду никто из кишлачных красавиц почему-то не нравится. Смотри, если все будешь делать по обычаю, можешь так в женихах и остаться.

— Не бойся, отец, я своей