Читать книгу - "Индейский трон, или Крест против идола - Андрей Посняков"

Он следил за собой, чтобы, не дай бог, не замахать руками, не заговорить с самим собой.

Франсуа Мориак.

«Поцелуй прокаженному»

19 мая 1519 года – наконец-то Куатемок знал точную дату! По календарю же ацтеков сейчас стоял четвертый месяц года, сезон дождей и череда сплошных праздников – «день, когда можно есть этцалли», «праздник пиров и угощений» и все такое прочее. Приход лета – самое хорошее, сытное время, время развлечений, когда люди ходят друг к другу в гости, угощают друзей…

– И небось не забываете своих пакостных богов? – не преминул съязвить патер Ольмедо, оказавшийся изрядным насмешником.

– Именно что пакостных, – со всей серьезностью отвечал «дон Карлос». – Вам, святой отец, могу признаться: я признаю лишь одного из них, Кецалькоатля, и, как не раз уже говорил, испытываю истинное отвращение к кровавым жертвоприношениям…

– Но пока не принимаете крещение!

– Пока – да. – Куатемок улыбнулся. – Но ведь все течет, все изменяется, отец мой! Я не хочу быть тайным христианином, согласитесь, есть в этом что-то нечестное по отношению к моему народу, увы, прозябающему во мраке язычества… Опять же – пока прозябающему! Всему свое время! Думаю, настанут еще времена, когда у его святейшества папы не будет более христианнейших подданных, нежели жители Мексики, отринувшие своих кровавых богов, пакостных, как вы их совершенно верно называете, святой отец. Я хочу принять таинство крещения явно, как и подобает наследнику, уважаемому своими подданными.

– Вы говорите, как студент богословского факультета откуда-нибудь из Саламанки или Сорбонны, дон Карлос, – смеясь, заметил патер.

– А я бы очень хотел поучиться в сих славных местах! Или отправил бы туда кого-нибудь из своих приближенных.

Священник задумчиво покачал головой:

– Вы правильно сказали, сын мой, – всему свое время. Боюсь, что… кое-кто сейчас не так поймет меня…

– Вы имеете в виду сеньора Кортеса? Так он ведь сейчас в Семпоале, и нам с ним не переговорить… Мы говорим… а другие действуют.

– Действуют? – Патер изменился в лице. – Что вы хотите этим сказать?

– То, что вы прекрасно знаете и без меня, патер.

О, какая улыбка играла сейчас на устах дона Карлоса-Куатемока, не зря испанцы давно уже прозвали его Любезный друг. Куатемок соглашался: любезным-то он был, да… но вот только другом ли?

Всему свое время.

– Так что? – допытывался священник.

Куатемок прекрасно знал, что патер Ольмедо лишь притворяется, что ничего не ведает о заговоре во главе с посланцем губернатора Кубы Диего Веласкеса, неким капитаном Франсиско Монтехо, на словах уверявшего Кортеса в своей преданнейшей дружбе. Для вождя уже давно не было секрета в том, что Диего Веласкес не очень-то жалует жадного и властолюбивого Кортеса, мало того, всей душой, всем сердцем желает его сместить и поставить руководить экспедицией кого-нибудь более покладистого… и более лояльного к Святой матери Церкви.

Поглощенный блеском ацтекского золота, ушлый конкистадор хотел захватить Теночтитлан не для губернатора, не для короля, не для папы – а для себя, любимого! Правда, он был достаточно умен, чтобы не произносить такого вслух. Но его капитаны пробалтывались – тот же Педро Альварадо, Солнышко, буквально бредил в мыслях захваченным для себя «царством». Для себя – не для Кортеса. Правда, пока Солнышку средства и сложившиеся обстоятельства отнюдь не позволяли столь широко разевать рот. Но это именно что пока. Всему свое время. А уж сеньор Альварадо тот еще был стервец!

Из всех капитанов Кортеса, пожалуй, только Берналь Диас, в силу общей интеллигентности и склонности к философическому мышлению, не лелеял подобных планов, да и то потому, что являлся дальним родственником губернатору. Правда, надо отдать должное сеньору Диасу: ни в каких мятежах и заварушках, направленных против Кортеса, он не участвовал, поскольку считал себя человеком чести. И эта черта в нем очень нравилась Куатемоку, да и вообще многим индейцам.

Вот и сейчас…

После ухода Кортеса с войском в область тотонаков Семпоалу, в Вера-Крусе тотчас же начались брожения, о которых дон Карлос был прекрасно осведомлен из первых, так сказать, уст – со слов юного художника Сиуатетепека, которого конкистадоры звали малыш Хосе или Хосинто. Хосинто расположил-таки к себе одного из опытнейших испанских кормчих, человека достойного и честного, профессионала высшей пробы Антона Аламиноса, участника многих морских походов. Аламинос показывал любознательному пареньку, как управляться с кораблем, в общем-то на его судне подросток буквально дневал и ночевал, сменив ремесло художника на нелегкую жизнь юнги. Матросы его не стеснялись. И те, что участвовали в заговоре Монтехо, тоже. Франсиско Монтехо – субъект напрочь мутный, палец в рот не клади, а вот поди ж ты, Кортес ему почему-то верил. Может быть, потому, что больше некому было? Ведь именно Монтехо предводитель конкистадоров намеревался послать в Испанию с докладом самому королю Карлу. Карлосу. Нет, все-таки – Карлу, король Испании и Нидерландов, император Священной Римской империи, как рассказывал Берналь Диас, увы, не знал испанского языка и больше любил Фландрию и Нидерланды, нежели Кастилию, Арагон и Леон. Что, конечно, не прибавляло ему популярности среди испанских идальго… самые решительные из которых давно уже отправились в далекие заморские земли, привлеченные блеском золота и запахом быстрой наживы.

– Так вы ничего мне не скажете? – настаивал патер.

Дон Карлос развел руками:

– Ну, если бы я знал что-то конкретное… А то так, одни разговоры… которые, несомненно, уже дошли и до вас. Дойдут и до сеньора Кортеса, когда тот явится, а ведь это произойдет со дня на день. Дурачки!

– Это вы о ком?

– О заговорщиках, о ком же еще-то? Да, сеньор Диего Веласкес – губернатор и, несомненно, обладает большой властью. Но он – на Кубе! А здесь вся власть – у Кортеса. На месте многих я бы хорошенько подумал, прежде чем интриговать. Пусть даже сеньор Кортес явно узурпирует власть. Но у него – сила.

– Наверное, вы в чем-то правы, – подумав, кивнул священник.

И, прочтя на прощанье молитву, откланялся. А ведь намеревался просидеть до самого позднего вечера! Тоже рыльце в пушку? Возможно… скорее всего. А слова Куатемока натолкнули его на кое-какие мысли.