Читать книгу - "Тайный посол. Том 2 - Владимир Малик"

Сирко въехал на майдан в сопровождении Арсена Звенигоры, снял шапку, поклонился товариществу.

– Доброго здоровья, братья, атаманы, Войско Запорожское! – поздоровался он.

– Доброго здоровья, батько кошевой! – откликнулись казаки.

– Что у вас стряслось, почему сошлись на раду?.. Иль собираетесь в поход на турка, иль отповедь чужеземным послам готовите?

Сечь молчала. Запорожцы смущенно отводили глаза, опускали головы. Не знали, что ответить кошевому.

Не слезая с коня, Сирко окинул взглядом майдан. Увидев привязанного к столбу незнакомца, некоторое время пристально вглядывался в него. На лице промелькнуло удивление.

– За что вы казните этого молодца?

Вперед медленно вышел Стягайло. Поклонился.

– Батько кошевой, он подпалил курень… Чуть было не сгорела вся Сечь!

– Как это подпалил? Для чего?

– Должно быть, со злым умыслом…

– Не может этого быть! – воскликнул Арсен взволнованно. – Я знаю этого казака! Я тебе рассказывал, батько, про него! Это какое-то недоразумение!

– Да что ты слушаешь Стягайло! Брешет он, собака! – крикнул Метелица, не пряча тяжелой сверкающей сабли. – Все было не так! Не понравился ему человек – вот он и решил учинить самосуд над ним!

– Ка-ак?! Без суда – к столбу? Кто ж это дозволил?

– Сам дозволил… Думал небось, после пожара никто возражать не станет, – пояснил Воинов.

– Развяжите его! – приказал Сирко.

Арсен мигом спрыгнул с коня, подбежал к столбу, рубанул саблей веревку. Гурко, потирая онемевшие запястья, весело улыбнулся белозубой улыбкой, – отчего весь мрачный майдан тоже повеселел, – и, обняв Арсена за плечи, приблизился вместе с ним к кошевому.

– Спасибо, батько кошевой! Теперь верю, что поживу еще… А то подумал: как отдубасят этими кийками, – он кивнул на груду длинных увесистых палок, – так и полетит моя душа к Вельзевулу в пекло!

– Отчего же? Иль нагрешил? – усмехнулся Сирко, глядя на улыбающееся лицо Гурко.

– Бывало… да и кто на свете без греха?

– А курень зачем подпалил, грешник?

– Сказали переяславцы, что я еще ничего этакого, выдающегося, не сделал.

– Так ты и отчудил?

– Отчудил, батько…

– Захотел, чтобы Палием прозвали?

– Честно говоря, тогда не думал, как меня прозовут…

– Ха-ха-ха! – засмеялся Сирко. – Что ни говорите, братья, а надо иметь мудрую голову, чтобы придумать такое!

Запорожцы, сгрудившиеся вокруг кошевого плотной гурьбой и слушавшие разговор, весело захохотали. Им начинал нравиться этот человек, которого они едва не отходили киями.

– А вдруг бы сгорела вся Сечь? – спросил Сирко.

– Не сгорела бы, батько, – спокойно ответил Гурко. – Все курени заметены снегом настолько, что нечему гореть… Если б сгорел, то только Переяславский…

Вперед протолкался Спыхальский.

– Холера ясная! – воскликнул он. – То и вправду есть мудро, прошу панства, отколоть такую штукенцию! Ну, кто из нас додумался бы до такого, спрашиваю вас? Не-е! Як бога кохам^[22], не!.. А курень наш Переяславский – одна только слава, что курень, скажу я вам! Стены покривились, прогнили – ветер так и свищет! Крыша продырявилась, и когда идет дождь, то мы промокаем до костей или же тикаем к соседям! Разрази меня гром, если вру!

– Правду казак говорит! Ей-богу, правду! – вмешался Метелица и повернулся к Стягайло и его приспешникам. – А вы, сукины дети, хотели за охапку гнилого камыша предать человека столбовой смерти! Да его благодарить надо, что заставил нас перекрыть свое же жилье! Что спалил к чертовой матери это гнилье!.. Иль в днепровских плавнях перевелся камыш? Иль у нас руки отсохнут, если мы по снопику свяжем и гуртом перекроем курень?..

– Да и поджег я его не даром, – снова заговорил Гурко. – Я пришел к вам, братчики, не с пустыми руками, а с толикой серебряных талеров, которые с радостью дарю переяславцам, чтобы за эти деньги подправили свой курень… А то и новый построили… – Он достал из кармана туго набитый бархатный кошелек и подал Метелице. – Вот держи, батько!

– Спасибо тебе, брат! – обнял его Метелица. – Вот только не знаю, как нам тебя все-таки звать: в курень принять-то приняли, а прозвища дать не успели!

– Как назовете, так и ладно.

– Дозвольте, паны-братья, мне слово молвить, – сказал Сирко.