Читать книгу - "Палач - Виктор Вальд"

Палач, не выпуская своего страшного оружия, сбросил с себя плащ. И без того бледные лица приговоренных утратили последние живые краски и покрылись мелкими капельками пота.

Небрежно швырнув плащ на первую ступеньку эшафота, палач положил рядом палицу и стал не спеша стягивать с себя котту[5]. Оставшись по пояс голым, он расправил плечи и потянулся к своему оружию.

И тут он вздрогнул. На его металлической палице лежала рука ребенка. Раздался сдавленный крик, и уже другие руки, руки матери, схватили тельце десятилетней девочки и уволокли ее под столбы эшафота.

Те немногие, что заметили печальный поступок девочки, отвернулись и перекрестились. Стоящие за ними не увидели оскорбительного прикосновения, во все глаза пожирая фигуру и лицо палача.

– Клянусь своими сапогами – ничего ужаснее этого страшилища не встречал…

– От одного взгляда на него можно умереть.

– Ого-го, вот это палач. Мечта самого дьявола…

– Это его любимый сын…

Такие и десятки похожих возгласов раздавались со всех сторон. Каждый, кто выпил не в меру пива и вина или считал себя храбрецом, счел необходимым выказать свой восторг и сообщить о том жутком чувстве, которое вселяли в души присутствующих звероподобное лицо и медвежье тело палача.

– Палач, знай свое дело! – громко крикнул Венцель Марцел, подкрепив свои слова взмахом руки.

Стражники отвязали от колеса ближнего к эшафоту разбойника и втащили его на деревянный помост. Здесь казнимого уложили на скрещенные в виде Андреевского креста бревна. На каждой из ветвей этого креста были сделаны по две выемки, расстоянием в пять ладоней и в три пальца глубиной. Крепко привязав казнимого, стражники кивнули палачу и спустились с помоста.

Стражники водрузили на колоду, находившуюся посередине деревянного помоста, колесо с привязанным к нему разбойником и отошли на край эшафота.

Палач поклонился благородным зрителям и особо бюргермейстеру, затем толпе.

– Давай, палач, приступай.

– Ударь хорошенько, не жалей своих плеч.

– Бей, бей…

Толпе не терпелось увидеть первый взмах, услышать хруст костей от удара и утонуть в душераздирающем крике казнимого. Но палач совершенно не обращал внимания на нетерпеливые крики. Со знанием дела он несколько раз взмахнул своей палицей, как будто хотел ощутить ее тяжесть, а затем трижды обошел вокруг приговоренного.

И только после того, как толпа уже начала злиться на него за явную медлительность, палач высоко поднял палицу и с полуоборота обрушил ее на несчастного. Направленный удар, согласно правилам, пришелся на ступню правой ноги. Ожидавший и оттого уже кричавший разбойник на мгновение захлебнулся, а затем испустил вопль, который заставил отшатнуться первые ряды присутствующих.

Перемешивая проклятия, ругань и слова давно забытых молитв, казнимый с диким ужасом увидел взлетевшую над ним металлическую молнию. Через мгновение адская боль пронзила сердце и мозг. От этой невероятной боли глаза высохли, а голос перестал повиноваться. Трудно было осознать, что и как. И только приподняв голову, разбойник увидел, что вместо его правого колена торчала кость. Невероятно белая кость над бугорком необычайно красного мяса.

Последующие удары, дробящие кости в местах выемок на бревнах, только притупляли боль.

Но теперь она превратилась в грызущее чудовище, которое накинулось на все мышцы и косточки и, что невероятно, на все до единого волоски, которые трогал нежный весенний ветерок.

А толпа только ахала и охала, с жадностью всматриваясь в каждое движение палача, в каждый взмах его орудия казни, в каждую струю крови, что вырывалась из ран преступника.

Раздробив берцовую кость правой ноги, палач принялся за кости левой ноги. Все удары давались ему легко, движения были рассчитанными и оттого экономными. И поэтому казалось, что палач не трудится, а играет в забавную игру. Он должен был выглядеть как злой лесоруб, валящий дуб. В поте, в напряжении, в усталости. Но выглядел он добрым папашей, обтесывающим топором меч – игрушку для своего сыночка.

Он даже пытался улыбаться. И оттого его лицо становилось еще ужасным, еще более зловещим. А для беснующейся толпы еще… более прекрасным, а значит, привлекательным.

Перебив кисть правой руки и раздробив локоть, палач ненадолго остановился. Предстоял удар по плечевой кости. Это был сложный удар. Многие из палачей довольно часто промахивались и проламывали ключицу. Но сама казнь колесования строго предусматривала дробление основных сочленений конечностей. Допускалась и ломка больших костей. Только так преступник мог еще прожить несколько дней. Удар по ключице мог повредить важные жизненные органы и ускорить смерть. А этого при казни колесованием не предполагалось. Преступник должен был до конца испытать боль наказания и умереть спустя время, осознав свои великие грехи и тысячи раз испросив за них прощения.

Палач удовлетворенно кивнул. Удар вышел удачным. Он внимательно всмотрелся в лицо казнимого и еще раз кивнул. Осталось разделаться с левой конечностью – и можно немного отдохнуть.

– И как вам мой палач?

Рыцарь фон Бирк всем телом навис над омюссом[6]Эльвы.

Дочь бюргермейстера невольно вздрогнула и приподняла голову. С первых же ударов палача она опустила взгляд, сожалея о том, что не может закрыть руками уши. Ведь на нее смотрели так же часто, как и на палача. Отец не зря гордится ее чудесной красотой. Ведь ее лица не коснулись оспа и черви, следы от которых были почти у всех горожанок. Что это, как не божественное чудо? Так думали все. И только Эльве было понятно это чудо. Она умывалась каждое утро чистой водой и протирала лицо оливковым маслом с ромашкой. Так ее приучил отец, прочитав о целебности этого средства в светских книгах греческих мудрецов. Но это приходилось хранить в тайне. Настоятель Кремского аббатства во время службы авторитетно заявлял: «Мыть лицо ни в коем случае нельзя, поскольку может случиться ухудшение зрения и вы не увидите дьявола, умащивающего на него свой зад».

Наверное, оттого что Эльва умывала лицо, а может, и от внутренней музыки души, она мучительно тяжело, впрочем, как и отец, воспринимала зловонные запахи. А от нависшего рыцаря сильно разило вином и лошадиным потом.

– Я бы охотнее осталась дома, – тихо промолвила девушка и искоса посмотрела на барона. Ей уже приходилось встречать рыцарей. Фон Бирк был самым молодым из них. И если бы… А впрочем, зачем ей думать об этом.

– Тогда бы я вас не увидел. Ведь вы так старательно меня не допускаете.

– Признайтесь, что есть от чего.

Девушка сурово посмотрела на рыцаря. Тот задумчиво почесал короткую бородку и неуверенно произнес: