Читать книгу - "Весь Рафаэль Сабатини в одном томе - Рафаэль Сабатини"

и на Изотту, которые смотрели на него с непроницаемым выражением.

Наконец у него прорезался голос.

— Она говорит… Она говорит это? Вы ее расспрашивали, и она так сказала? — Помолчав секунду-другую, он выпалил: — Она лжет!

— Она лжет, чтобы скрыть, что ей должны тысячу дукатов? — откликнулся граф. — Никогда не слышал о более странной причине для вранья. Ну хорошо, мы должны поверить вам на слово. Но скажите мне, эта женщина знала, зачем вам понадобились деньги?

— Не знаю… Не помню.

— Тогда позвольте мне напомнить вам, — сказал Доменико. — Она должна была знать это, потому что была в казино, когда Марк выдвинул это условие об уплате долга до поединка. Вы не станете это отрицать?

— Нет. Почему я должен отрицать это?

Ответил ему граф:

— Потому что в силу обстоятельств, вам неизвестных, она, возможно, и дала бы вам деньги, но только не для того, чтобы вы могли драться на дуэли с ее… с мессером Мелвиллом. — Граф говорил все более непримиримо. — Ваша лживость подтверждает то, что я стал подозревать, когда мой сын сообщил мне эти сведения.

— Лживость, синьор? Почему вы бросаете мне в лицо такие слова?

— Не знаю, какие еще слова бросать вам. — Теперь уже голос графа звучал с уничтожающим презрением. — Ваш поединок с мессером Мелвиллом состоялся через два дня после праздника святого Феодора. В день праздника вы пришли ко мне и попросили тысячу дукатов, якобы необходимых для наших политических целей. Вы сказали, что хотите раздать их наиболее нуждающимся из ваших барнаботто, чтобы обеспечить нам их голоса на предстоящем заседании Большого совета. Так что я не знаю, какие еще слова употребить по отношению к человеку — венецианскому патрицию! — который опустился до столь отвратительного мошенничества.

— Клянусь Богом! — воскликнул Вендрамин, заламывая руки. — Не торопитесь осуждать меня. Вы должны сначала узнать об обстоятельствах, оправдывающих меня.

— Нет оправдания для человека знатного происхождения, который ворует и лжет, — отрезал граф. — Я не желаю больше слушать вас — ни сейчас, ни когда-либо. Будьте добры покинуть мой дом.

Но у Вендрамина оставался в рукаве последний козырь, который еще мог спасти его от гибели, от нищеты и долговой тюрьмы, — ведь стоило разнестись слуху, что он не женится на Изотте Пиццамано, и тут же кредиторы накинулись бы на него, как стервятники на падаль.

Ему представлялось, что он еще может проткнуть мыльный пузырь их глупой гордости, так что они будут только рады отдать Изотту за вора и лжеца, каким они его считают.

Однако судьба распорядилась иначе и помешала ему разыграть эту грязную козырную карту.

— Вы полагаете, что можете вот так прогнать меня? — начал Вендрамин.

— Слуги могут выкинуть вас вон, если вы предпочитаете это, — бросил Доменико.

Тут дверь отворилась, и вошел лакей, объявивший о приходе майора Санфермо. Однако, к их удивлению, майор вошел сразу за лакеем, не дожидаясь приглашения. Он снял головной убор и почтительно поклонился графу, который удивленно нахмурился, недовольный вторжением. Затем Санфермо выпрямился в своем красном мундире со стальным латным воротником и по всей форме обратился к Доменико:

— Капитан Пиццамано, я явился по приказу Совета десяти с ордером на ваш арест.

Глава 35

ГЕРОЙ ЛИДО

Ордер на арест героя Лидо, чью воинскую доблесть сенат почтил всего несколько дней назад, был одним из последних указов, изданных уходящей в небытие республикой.

Превознося патриотизм Доменико Пиццамано и его верность воинскому долгу, правители Венеции в то же время униженно просили у французского главнокомандующего прощения за тот самый случай, когда эта верность долгу была проявлена, и это было неудивительно при той нерешительности, с какой они всегда действовали.

Умиротворять Бонапарта отправили двух эмиссаров, которые повезли ему смиренный ответ сената на ультиматум, доставленный Жюно. Посланники прибыли в Пальманову и просили аудиенции у генерала. В ответ им было вручено письмо, написанное выспренним языком, вошедшим в обиход в годы революции. В нем Бонапарт называл гибель Ложье предательским политическим убийством, «беспрецедентным в современной истории», и клеймил венецианцев с их сенатом как преступников, чьи руки «обагрены французской кровью». В конце письма он соглашался принять посланников, если они могут сообщить что-нибудь конкретное по делу Ложье.

Два почтенных представителя венецианской элиты с робостью предстали перед разбушевавшимся гениальным выскочкой, командовавшим Итальянской армией. Они увидели невысокого худощавого молодого человека, выглядевшего устало. Его спутанные черные волосы оттеняли бледный выпуклый лоб, взгляд больших и блестящих карих глаз гневно сверлил их.

Один из эмиссаров хотел было произнести тщательно продуманное обращение, выражавшее дружеские чувства Венеции, но Бонапарт грубо прервал его и стал поносить в несдержанных выражениях вероломство Светлейшей республики. Была пролита французская кровь. Армия требовала отмщения.

Он беспокойно метался по комнате в искреннем или притворном гневе, ораторствуя на южноитальянском наречии и энергично жестикулируя.

Он возмущался беспощадностью, с какой был убит Ложье, и настаивал на аресте и выдаче ему офицера, отдавшего приказ открыть огонь по «Освободителю Италии». Затем он потребовал немедленного освобождения всех политических заключенных, содержавшихся в венецианских тюрьмах, среди которых, как он знал, было немало французов. В высокопарном аффектированном стиле политиков усыновившей его страны он ссылался на души погибших солдат, взывавшие об отмщении. Кульминацией выступления стало заключительное изъявление его воли:

— С инквизицией покончено. С сенатом тоже. Я буду Аттилой в Венецианской республике.

Этот ответ посланники доставили в Венецию. Одновременно с этим Вийетар вернулся от Бонапарта с письмом Лаллеману, в котором командующий отзывал посла из Венеции, приказав оставить все дела на попечение Вийетара.

«В Венеции течет французская кровь, — писал он, — а Вы сидите там как ни в чем не бывало. Вы ждете, чтобы вас выгнали? Напишите краткий отчет и уезжайте из города немедленно».

Отчет эмиссаров о поездке напугал правителей Венеции до смерти. Было ясно, что в случае невыполнения бескомпромиссных требований Бонапарта последует объявление войны, и Совет десяти поспешил подчиниться им.

Политические заключенные были выпущены на свободу, государственные инквизиторы были заключены в тюрьму вместо них, а майору Санфермо было поручено задержать Доменико Пиццамано.

Граф отсутствовал на последнем заседании Совета, и приказ об аресте его сына едва не сломил его. Когда майор Санфермо сказал, что, насколько ему известно, ордер был выписан по требованию французского главнокомандующего, граф понял, что его сыну суждено стать козлом отпущения и заплатить своей жизнью за трусость и слабость правительства.

Он стоял как громом пораженный, дрожа и смутно сознавая, что Изотта поддерживает его за локоть. Затем, взяв себя в руки, он огляделся и заметил Вендрамина, также ошеломленного и в нерешительности топтавшегося на месте.

— Чего вы