Читать книгу - "Поверить Кассандре - Константин Жемер"

– На какие шиши гулять-то теперь?!! – заблажил детина с ведром.

Дверь хлопнула негромко, поставив точку в разговоре.

Невольный свидетель Циммер усмехнулся и подумал: «В этом весь Карманов…» А работники собирали инструментарий, ругаясь вполголоса неразборчиво – с хозяина станется и подслушать! А может, и доложит кто – ведь узнал же он как-то о намеченной гульбе!

– Щоб тэбэ пидийняло, та й гэпнуло, бисова дытына! – бросил напоследок Василь.

«Живописцы», похватав орудия труда, поднялись на крыльцо и пропали из виду, но почти тотчас появились вновь – из распахнутой двери донесся окрик Карманова:

– Куда прёшь через парадную?! В конец охамели?!

– Так тут же пйать домов навколо…! – наивно возмутился хохол – А ще й усэ майно на соби пэрты!

Владелец доходного дома ненатурально посочувствовал:

– Традиция, братцы! Не нам менять! – и хлопнул дверью.

Устав от спектакля, Циммер облачился в шинельку на рыбьем меху да видавшую виды фуражку и вышел, имея настойчивое желание прогуляться и развеяться.

– Господин инженер-электрик, не уделите ли минутку? – обрадовано вопросил попавшийся навстречу всё тот же Роман Модестович. – Тут появилось одно сомнение, касающееся ваших бывших соотечественников, помогите разрешить…

Молодой человек поморщился – сколько раз уже объяснялось, что в столицу он приехал не из Франкфурта, а всего лишь из Москвы, но… Стоило один раз, не подумав, заикнуться о Франкфуртской выставке, на которой довелось побывать в раннем детстве, и теперь Карманова не переубедишь. Павел вообще заметил, что если человека прозывают в глаза и за глаза казбеком, то он, наверное, из Сибири, а если зовут немцем – должно быть, коренной москвич.

– Прочитал, немцы ваши разжигают страсти вокруг событий в Турции, намеренно компрометируя балканский союз в глазах мировой общественности. Вы, как лицо образованное…

Слушать надобности нет – Карманов вещает для стоящей рядом с ним сожительницы Ксении, которая о мировых событиях привыкла судить исключительно со слов Романа Модестовича. Последнего это более чем устраивает – он не просто владелец дома, он здесь немножко бог.

Не имея желания вникать в политический трёп, Павел скучающе водил глазами по сторонам.

Половина нижнего этажа доходного дома – та, что имела выход только во дворы, использовалась днем под хозяйственные нужды, а после заката тут собиралось на ночлег отребье со всего околотка, принося хозяину какой-никакой, а доходец. Многие приходили просто посидеть, поиграть, выпить: от них воровства и прочих безобразий почти не случалось – понятия у людей такие: не гадить где живёшь, зато соседним домам эти ночные постояльцы причиняли немало хлопот, так что Карманова недолюбливал не один Циммер.

Спрашивается, если всё вокруг столь ненавистно нашему достойному молодому человеку, то какого лешего он не съедет на другую квартиру? Отчего блестящий выпускник Императорского Московского технического училища^[26], состоящий в должности полномочного представителя американской фирмы «THE TESLA ELECTRIC LIGHT MANUFACTURING. CO», вынужден искать поэтическое вдохновение, разглядывая грязные потёки на потолке?

Ответ отчасти кроется в незавидном финансовом положении господина Циммера (в последний год дела его филиала, как, впрочем, и самой фирмы, обстояли неважно), однако, главным образом ответ следует искать в другом: означенный господин сильно привязался к своей скверной мансарде (хотя за ту же плату можно было бы подыскать более приличное жильё). Эту привязанность легко объяснить, если вспомнить об уже упомянутой влюблённости Павла Андреевича. Дело в том, что предмет его обожания проживает не где-нибудь, а в доме генерал-поручицы, окна же заветной квартиры расположены как раз напротив окон мансарды – ну, может, чуть-чуть пониже…

Ольга – так зовут ту, что сумела пробудить поэтику в душе Циммера – душе, казалось, состоящей из одних лишь шестерёнок да свечей профессора Яблочкова^[27]!

С тех пор, как обнаружилось, что напротив поселилась мадемуазель Ольга, привычный уклад изменился – инженер перестал дни напролёт проводить в мастерской, а взялся (когда работа позволяла) торчать дома, коротая досуг за чтением у окна. Надеясь при этом хоть один разок, хоть краем глаза… Эх, да что там говорить: любовь определённо сродни помешательству!

Кроме того, он обнаружил у себя одно любопытное свойство, коего раньше не замечал, а именно – интерес к общению с людьми из низших слоёв общества. Неясным образом оказалось, что учёному инженеру и нищему бродяге есть о чем поговорить. Самый любимый собеседник у Циммера – Карп-застрельщик, королёк местных нищих, единственный постоянный жилец первого этажа. Вот и сейчас, кое-как отделавшись от несносного Карманова, господин инженер вместо того, чтобы выйти на улицу, изменил намерение, ибо приметил как мимо пробежал Антипка – мальчонка в овечьем тулупе не по росту, служащий у Карпа на посылках.

Король-оборванец восседал в людской на колченогом табурете и, нацепив на нос потешного вида очки, занимался подшивкой валенок.

– Что ж ты, Карп, меня не позвал, когда пришел? Обещался же? – весело крикнул Циммер.

Нищий вскинул ладонь – молчи, мол – и обратил слух к запыхавшемуся мальчугану.

– Пежнадцать ерусалимцев, дядь Карпо! – деланным басом объявил тот.

– Чаво щёки раскармазинил-то^[28]? – рявкнул нищий. – Хошь, штоб дядя Карп поверил, буддысь мчался ты, шуть портки не терял?

– Ну, дядь Карпо! – взвыл малец.

– На те стиблыко, и пшёл, – смягчился нищий, протягивая яблоко. – Нашим скажи, штоб носу не казали и гостей дорогих пальцем не трогали. А ослушнику херку отрежу, так и передай.

Мальчуган переминался с ноги на ногу, укоризненно глядя на Карпа.

– Табаку берешь? – невозмутимо спросил нищий и полез за пазуху, не дожидаясь ответа.

Малец в тулупе исчез тотчас, как получил щепоть махорки.

– Стервец, – глядя на дверь, ласково прогнусавил седовласый оборванец и повернулся к Циммеру. – Ведь и шел, штоб шамачка урвать. А ты што сапуришь, дорогой мой?

Павел Андреевич весьма натурально скопировал укоризненный взгляд убежавшего пацана, и заявил:

– Да, думаю вот, что ты за человек, дядя Карп?

– А такой же, как ты, Павлуша, из косточек и мясца, – отвечал нищий. – Старый токмо…

– Врешь ты, – сказал молодой человек, ухмыляясь. – И что старый – врешь, и что…

Беседу прервали самым грубым образом. С лестницы донесся громогласный женский крик.