Читать книгу - "Сорок пять - Александр Дюма"

— Почему?

— А вот почему, Анри: если от избытка добродетели человек не считается со страданиями других, — это уже не добродетель, а изуверство, свидетельствующее об отсутствии христианского милосердия.

— Брат мой, брат мой! — воскликнул Анри. — Не клевещи на добродетель! Ведь ты так добр, так велико душен!

— Быть великодушным по отношению к людям бес сердечным — значит дурачить самого себя.

— Брат мой, — с кротчайшей улыбкой сказал Анри, — какое счастье для тебя, что ты не влюблен! Но прошу вас, господин адмирал, перестанем говорить о моей безумной любви и обсудим военные дела.

— Согласен, ведь разговорами о своей безумной любви ты, чего доброго, и меня сведешь с ума.

— Ты видишь, у нас нет продовольствия.

— Знаю, и я уже нашел способ его раздобыть.

— Каким образом?

— Я не могу двинуться отсюда, пока не получу известий о других частях армии; ведь здесь выгодная позиция, и я готов защищать ее против сил, в пять раз превосходящих мои собственные; но я вышлю отряд смельчаков на разведку: во-первых, они соберут мне нужные сведения, а во-вторых, добудут продовольствие, — эта Фландрия в самом деле прекрасная страна.

— Не такая уж прекрасная, брат мой.

— О! Я говорю о стране, какой создал ее господь, а не о людях — они-то всегда портят его творения. Пойми, Анри, какое безрассудство совершил герцог Анжуйский, какую крупную партию он проиграл, как быстро гордыня и опрометчивость погубили несчастного Франциска! Мир праху его, не будем больше говорить о нем, но ведь он действительно мог приобрести и неувядаемую славу и одно из прекраснейших королевств Европы, а вместо этого он сыграл на руку… кому? Вильгельму Лукавому. А впрочем, знаешь, Анри, антверпенцы сражались храбро!

— И ты тоже, брат мой!

— Да, в тот день я был в ударе, а кроме того, произошло событие, которое меня сильно подзадорило.

— Какое?

— Я сразился на поле брани со шпагой, хорошо мне знакомой.

— Шпагой француза?

— Да, француза.

— И он находился в рядах фламандцев?

— Во главе их, Анри. Эту тайну нужно раскрыть — она несомненно находится в связи с четвертованием Сальседа на Гревской площади.

— Дорогой мой повелитель, ты, к несказанной моей радости, вернулся цел и невредим, а вот мне необходимо наконец что-нибудь совершить!

— Что именно?

— Прошу тебя, назначь меня командиром разведчиков.

— Нет, Анри, нет. Если уж ты хочешь непременно умереть, я найду для тебя более доблестную смерть.

— Брат мой, умоляю тебя, согласись на мою просьбу, я буду осторожен, обещаю тебе.

— Хорошо, я все понял.

— Что же ты понял?

— Ты решил испытать, не смягчит ли ее жестокое сердце тот шум, который подымается вокруг блистательного подвига. Признайся, именно этим объясняется твое необычное упорство.

— Признаюсь, если тебе это угодно, брат мой.

— Что ж, ты прав. Женщины, которые остаются не преклонными пред лицом большой любви, часто дают себя прельстить небольшой славой.

— Стало быть, ты мне поручишь это командование, брат?

— Придется, раз ты этого хочешь.

— Я должен выступить сегодня же?

— Непременно, Анри; ты сам понимаешь, мы не можем дольше ждать.

— Сколько человек ты выделишь в мое распоряжение?

— Самое большее — сто; я не могу ослабить свою позицию. Но дай мне честное слово, что ты вступишь в бой только в том случае, если силы противника будут равны твоим или немногим больше.

— Клянусь!

— Вот и отлично! Из какой части ты возьмешь людей?

— Позволь мне взять сотню ониских кавалеристов, — у меня среди них много друзей. Когда мне выступить?

— Немедленно. Вели выдать паек людям на один день, лошадям — на два дня. Помни, я хочу получить сведения как можно скорее и из надежных источников.

— Еду, брат мой! У тебя не будет никаких секретных поручений?

— Не разглашай гибели герцога; пусть думают, что он у меня в лагере. Преувеличивай численность моего войска; если, паче чаяния, вы найдете тело герцога, воздай ему все должные почести: хоть он и был дурной человек и ничтожный полководец, он все же принадлежал к царствующему дому; вели положить тело в дубовый гроб, и мы отправим его бренные останки в Сен-Дени для погребения в усыпальнице французских королей.

Анри хотел было поцеловать руку старшего брата, но тот ласково обнял его.

— Еще раз обещай мне, Анри, — сказал адмирал, — что эта разведка — не хитрость, к которой ты прибегаешь, чтобы доблестно пасть в бою.

— Брат мой, когда я отправился к тебе во Фландрию, у меня была такая мысль; но теперь, клянусь тебе, я от казался от нее.

Молодые люди снова заключили друг друга в объятия и расстались, но еще не раз оборачивались, чтобы обменяться приветствиями и улыбками.