Читать книгу - "Вторая Пуническая война - Михаил Борисович Елисеев"

Там тоже не ждали римлян. Солдаты не слышали звуков битвы и не видели зарево пожаров, никто из лагеря Гасдрубала не смог предупредить их об опасности. Многие воины с утра разбрелись по окрестностям, да так и не вернулись в расположение. Стража выставлена не была, солдаты либо сидели у костров, либо дремали в палатках, а их оружие и снаряжение были беспорядочно свалены на улице. Одни спокойно разгуливали по лагерному валу, другие праздно расположились у ворот. И в этот момент появились римляне.

Сражение закипело прямо в воротах, поскольку находившиеся около них карфагеняне сразу же схватились за мечи. Услышав шум завязавшегося сражения, сидевшие у костров воины поспешно вооружились и поспешили на помощь товарищам. Неожиданно для Марция на валах и в воротах завязался упорный бой, всё новые и новые отряды пунийцев вступали в сражение. Однако перевес был на стороне римлян, они сбили противника с позиций и оттеснили в глубь лагеря. Не выдержав натиска, карфагеняне покинули укрепления и разбежались по окрестностям, поскольку истомленные легионеры их не преследовали. Жалкие остатки армии Гасдрубала ушли к Иберу и переправились через реку.

После победы Луция Марция «в Испании наступило длительное затишье: обе стороны после стольких побед и поражений медлили, не отваживаясь на решительные действия» (Liv. XXV, 39). Возникает несколько закономерных вопросов – почему карфагенские полководцы, уничтожив две римские армии и вновь склонив на свою сторону испанские племена, окончательно не выбили римлян с Иберийского полуострова? Все преимущества были на их стороне, и если бы три пунийские армии слаженно ударили по врагу, то остатки легионов были бы стерты в порошок. И Гасдрубал Баркид спокойно отправился в Италию, оставив охранять Испанию брата Магона и Гасдрубала, сына Гискона. Почему только сын Гискона попытался изгнать римлян из страны и почему его не поддержали братья Баркиды? И почему они после поражения Гасдрубала сами не атаковали римлян? Ответ дает Полибий: «…Карфагенские военачальники одолели своих врагов, но не могли совладать сами с собою и, воображая, что война с римлянами кончена, начали распрю друг с другом. Побуждениями к тому постоянно служили любостяжание и властолюбие, от природы присущие финикиянам. Один из вождей Гасдрубал, сын Гескона, в ослеплении властью унизился до того, что дерзнул требовать большую сумму денег от вернейшего из карфагенских друзей в Иберии, Андобала, задолго до того потерявшего власть из-за карфагенян и только недавно снова восстановленного в награду за верность им. Когда Андобал, полагаясь на преданность свою карфагенянам, отказал, Гасдрубал возбудил против него ложное обвинение и принудил выдать в заложницы своих дочерей» (IX, 11). Упоминаемый Полибием Андобал – это не кто иной, как вождь свессетанов Индибилис, один из героев победы над Публием Сципионом. Поэтому поведение Гасдрубала, сына Гискона, по отношению к союзнику выглядит просто диким. Своими непродуманными действиями карфагенский командующий нанес непоправимый урон репутации пунийцев среди местных племен. Он наглядно продемонстрировал испанцам, что их ждет в случае окончательной победы Карфагена. Впрочем, именно обращение с туземцами было ахиллесовой пятой всей политики карфагенян: «После победы над римскими войсками и по умерщвлении обоих римских полководцев, Публия и Гнея, они вообразили, что господство их над Иберией обеспечено нерушимо, и стали высокомерно обращаться с туземцами, благодаря чему приобрели в покоренных народах не друзей и союзников, но врагов. Иначе и быть не могло. Карфагеняне думали, что одни средства нужно употреблять для приобретения власти, другие для сохранения ее за собою, и не понимали того, что завоеватели надежнее всего удерживают за собою власть в том случае, если остаются неизменно верными тем самым правилам поведения, коими они раньше приобрели власть. Между тем многочисленные случаи подтверждают очевидную для каждого истину, что люди достигают господства добрым обращением с другими и умением вселить в них надежду на лучшую долю, что, когда по достижении цели завоеватели изменяют поведение, начинают обижать и угнетать покоренный народ, чувства этого последнего тоже меняются. Так было и с карфагенянами» (Polyb. X, 36). Но это касается непосредственно взаимоотношений с испанцами. Разберем чисто военные аспекты проблемы.

Всадник Луций Марций, волею судьбы оказавшийся на посту командующего римскими легионами в Иберии, действовал выше всяких похвал. Он настолько грамотно и умело воспользовался ошибками карфагенских полководцев, что сумел предотвратить изгнание римлян из Испании и свел на нет все успехи пунийцев. Луций Марций удостоился самых лестных слов от Тита Ливия в свой адрес, писатель несколько раз пропел ему восторженные дифирамбы: «Все прославляют имя вождя Марция, к поистине славным подвигам, им совершенным, добавляют всякие чудеса. Так, он будто бы беседовал с окружавшими его воинами, и они с ужасом увидели, как его голова объята пламенем, а сам он этого не чувствовал» (XXV, 39). Вольно ученому Титу забивать читателям головы разными глупостями, лучше бы он рассказал о том, как Марций сумел прорваться к лагерю Тиберия Фонтея и спасти его отряд от уничтожения. Но Тит Ливий – это не Полибий. В отличие от римского историка, сердцу которого были столь милы различные чудеса и знамения, у историка греческого был трезвый взгляд на мир: «…Необходимо изобличать и осмеивать привнесение в историю сновидений и чудес» (Polyb. XII, 12b). И ведь не поспоришь! Поэтому остается только сожалеть, что рассказ Полибия о разгроме Сципионов и действиях Луция Марция безвозвратно утрачен.

Некоторую информацию об этих событиях сообщает Фронтин: «Т. Марцию, римскому всаднику, когда были убиты два Сципиона, войско вручило верховное командование. Когда окруженные им пунийцы, чтобы не умереть неотомщенными, сражались с особенным ожесточением, он раздвинул манипулы и, предоставив пунийцам путь для бегства, разгромил их, когда они рассыпались, без риска для своих» (II, VI, 2). Скорее всего, здесь речь идет о сражении за второй лагерь, где карфагеняне сумели оказать римлянам сопротивление.

Несмотря на славные подвиги нового командующего и его неоспоримые заслуги перед государством, произошел скандал. Вот что рассказывает о нем Валерий Максим: «Луций Марций, военный трибун, с поразительным рвением собрал рассеянные остатки армий Публия и Гнея Сципионов, сраженных пунийским оружием, и с одобрения воинов был назначен их полководцем. Свое донесение в сенат он начал словами: «Луций Марций, пропретор». Отцы-сенаторы не одобрили присвоение и использование им таковой должности на том основании, что полководцы, по обычаю, назначались решением всего народа, но не солдатами. Конечно, в связи с серьезным кризисом, вызванным военными потерями, даже и военный трибун мог воспользоваться некоей лестью, хотя только он один был способен отстоять права всего государства. Но никакое бедствие, никакие заслуги не могли