Читать книгу - "Рыцари света, рыцари тьмы - Джек Уайт"

Через неделю, продвинувшись еще на двадцать шагов в глубь туннеля, Стефан заметил, что стена впереди немного просела. Оттащив от нее очередную тележку, груженную щебнем и прочим мусором, он обнаружил брешь между сводом подземного хода и громоздящейся под ним кучей обломков. Не мешкая, Сен-Клер вскарабкался наверх и с предосторожностью, оберегая ладонью пламя свечи, влез в одно из образовавшихся в толще мусора отверстий. Но не успел он немного проползти, как свеча в его руках стала чадить, а ее яркое пламя сократилось до тлеющего фитилька, показывая, что впереди не хватает воздуха.

Стефан развернулся и рванулся обратно, чтоб окончательно не задохнуться, и едва успел выпростать голову и плечи из узкого пролома. Он закашлялся от едкого дыма, исходящего от еле тлеющей свечи, и только тогда осознал, сколь близок он был к обмороку. Лежа лицом вниз на груде обломков, рыцарь судорожно разевал рот, стараясь набрать в легкие побольше воздуха. Наконец, немного справившись с дурнотой, он поднатужился и высвободился из каменных тисков. Соскользнув к подножию кучи, Стефан сначала сел, а потом понемногу встал, опираясь о стену, и еще раз оглядел узкую щель под коридорным потолком.

Теперь он уже предвидел, что, перед тем как кто-нибудь из собратьев доберется до этого участка туннеля, все мусорные завалы будут убраны, свежие потоки беспрепятственно проникнут сюда, и тут вполне можно будет находиться. Тем не менее Стефан не чувствовал никакой настоятельной необходимости немедленно вскочить и поспешить выполнять намеченное: выбираясь из щели, он совсем было запаниковал, преодолевая приступы тошноты и головокружения и борясь за глоток чистого воздуха. Сейчас он был доволен уже тем, что мог просто наслаждаться вкусными живительными струями.

Где-то дальше по подземному коридору раздавались голоса и громыхание колес по камням: напарники Стефана, Мондидье и Россаль, выгружали последнюю отправленную им тележку. Несмотря на потерю ориентации, вызванную его злоключением, Сен-Клер сообразил, что не успел слишком удалиться от места их работы. Желудок рыцаря непроизвольно сжался, и его содержимое рванулось наружу. Сен-Клер свалился на четвереньки и исторг из себя немощь, столь ослабившую его силы. Затем, почувствовав облегчение, он переместился подальше и лег на спину, плечом опершись о стену и то и дело поглядывая вверх, на сводчатый потолок туннеля. Стефан старался дышать глубоко и размеренно, и воздух здесь, чистый и проточный, казался гораздо свежее, чем в других местах. Очевидно, где-то поблизости дул сквозняк с поверхности.

Вскоре его рука сама собой коснулась груди, где теперь, подвешенный на тесемку, покоился голубой камешек. Сен-Клер принялся большим и указательным пальцами нежно растирать гладкую поверхность украшения и тотчас забыл обо всем, что его окружало. Он больше не мучился тем, что не передал находку братьям: за неделю обладания ею рыцарь смог найти оправдание и своему поступку, и этим нежным поглаживаниям. Это украшение являлось сущей безделицей и не имело для него подлинной ценности, но оно несло успокоение, поэтому Сен-Клер уверил себя в том, что нет греха, если он немного подержит камешек у себя. Он не позволил себе задаться вопросом, зачем ему понадобилось успокоение и какая причина могла вызвать подобное желание, и лишь неустанно повторял себе, что не делает ничего дурного.

Тем не менее порой совесть все же мучила его, и разум не мог смириться с подобным поступком, то и дело нашептывая Стефану о данных некогда клятвах и обетах. Напрасно в такие моменты рыцарь пытался оправдаться, объясняя самому себе истинные причины своего недостойного поведения, — беспокойство от этого только усиливалось. Вот и теперь, прислушиваясь к знакомому лающему смеху Россаля в ответ на некую шутку его напарника Мондидье, Сен-Клер не мог отделаться от осаждающих его мыслей.

За годы жизни в Иерусалиме он и восемь его собратьев-монахов, вместе с сержантами-помощниками известные как бедные ратники воинства Иисуса Христа, успели стать символом надежности. Их по праву считали друзьями и верными союзниками церковных властей — преданными, лишенными суетных устремлений, а значит, заслуживающими доверия в мире, где очень мало людей выказывали себя ответственными и обязательными в выполнении долга. Вармунд де Пикиньи, патриарх-архиепископ Иерусалимский, всецело полагался на них в постоянной надобности защищать все возрастающие потоки паломников, стремящихся в Святой город. Сам король Балдуин не скрывал, что деятельность ордена, который он именовал не иначе как «мои монахи», значительно облегчала его задачу обороны государственных границ и поддержания мира Христова в его владениях.

Сен-Клер находил такое положение смехотворным, и ему часто хотелось полюбопытствовать, что думают братья по этому поводу, но в открытую заговорить с кем-либо из них не решался: со времени основания общины среди монахов установился неписаный закон, воспрещающий обсуждать любые вопросы, касающиеся исключительности братства, кроме как на общем совете во время ритуальных собраний ордена Воскрешения. Тем не менее даже там никогда не уделяли внимания двусмысленности существования монашеской общины, да и сами собрания теперь проходили крайне редко, поскольку необходимость соблюдения строжайшей секретности занимала отныне наиглавнейшее место. Все щекотливые, относящиеся к ордену темы старательно игнорировались: кругом было достаточно ушей, и в конюшнях невозможно было как следует уединиться. Собрания не отличались регулярностью, хотя монахи надеялись, что когда-нибудь они построят для себя безопасное и хорошо охраняемое жилище, в котором можно будет свободно осуществлять ритуалы и церемонии. А пока такое время не настало, они мирились с совместным проживанием, которое ежедневно напоминало им о долге и обязанностях. Осознание своей сути вкупе с опасностью быть застигнутыми непосвященными оберегали собратьев от излишних, понятных только им разговоров. Как бы там ни было, Стефан Сен-Клер в глубине души не уставал поражаться противоречивому образу их жизни в целом и немало времени проводил в раздумьях над жестокой действительностью и ужасным двуличием существования монаха-воина.

— Что там с тобой?

Вопрос застал Стефана врасплох. Он открыл глаза и увидел Мондидье, взирающего на него сверху. Сен-Клер кашлянул и приподнялся на локте, указывая на щель над грудой мусора. Он начал было: «Я пробрался…», желая сказать, что обнаружил еще одно ответвление подземной системы, но не справился с дыханием. Язык и губы были густо обложены пылью, поэтому у Стефана вышло только бессвязное бормотание. Он попытался сплюнуть, но во рту пересохло, и Сен-Клер тщетно облизывал вязким языком губы. Наконец из его глотки вырвалось что-то вроде сипа:

— Я забирался туда и чуть не погиб. Воздух там нечистый.

Глядя на узкую темную щель вверху, Мондидье даже крякнул:

— Ну и глупо же ты поступил. На-ка, попей. — Он протянул Стефану бутыль с водой. — А что там? Что ты нашел?

Сен-Клер ополоснул рот и выплюнул грязь, затем глотнул еще воды и, кивнув, вернул Пейну флягу.

— Новая ветка туннеля. Я туда прополз — хотел посмотреть, насколько далеко она тянется, но пришлось повернуть обратно прежде, чем я успел хоть что-нибудь понять. Сначала надо расчистить вход и создать доступ для воздуха, а затем уже исследовать дальше.