Читать книгу - "Странники моря - Джек Лондон"

Лодки пристали и странники моря вышли на белый берег.

— А теперь, — сказал Мак-Кой, — мне нужно подумать о том, как бы вернуться на Питкэрн.

__________

Франк Конли

ТАИНСТВЕННЫЙ КОРАБЛЬ

Морской рассказ  

Встреча в открытом море корабля с грузом, покинутого экипажем по той или иной причине, вызывает всегда в странниках моря, наткнувшихся на такую находку, вполне понятное любопытство. Помимо этого, по морским законам, команда судна, приведшая в ближайший порт такой покинутый корабль, имеет право па вознаграждение или премию, размер которой находится в зависимости от количества и ценности спасенного груза, что увеличивает, конечно, интерес поймать такое блуждающее судно и прибуксировать его в порт. Если принять во внимание, что это предприятие бывает сопряжено обыкновенно с значительным риском для конвоиров, рискующих при этой сложной операции иногда своею собственной жизнью, то нельзя осудить их за вполне законное при этих условиях желание, хотя бы таким случайным образом обеспечить до некоторой степени безбедное существование своей семье, живущей исключительно тяжелым трудом моряка.

Рассказы «Таинственный корабль» и «Горящая нефтянка» построены как раз па таких сюжетах.Но и в том и в другом случае «корыстные» мотивы спасателей блуждающих судов совершенно бледнеют и меркнут перед тем героическим мужеством, смелостью и находчивостью, которые они проявляют, и теми страданиями, которые им приходится претерпевать и ценою которых им удается приобрести право на выдачи приза.

Редакция

Вдали показалась бригантина с фок-мачтой, оснащенной четырехугольными парусами, и с грот-мачтой, оснащенной спереди и сзади[6]. Наведя на нее подзорную трубу, я в тот же миг заметил, что с судном творится что-то неладное. Правда, оно шло довольно плавно, но у парусов были взяты рифы, как-будто во время сильной бури, между тем, как при высоком стоянии барометра, легком ветре и совершенно безоблачном небе не было причины, почему бы ему не скользить с распущенными парусами.

Но скоро обнаружился другой недобрый признак. Бригантина была на левом галсе и в течение некоторого времени шла вперед довольно твердо, хотя и тяжеловато, как-будто что-то задерживало ее движение. Вдруг она пришла к ветру и остановилась с надутыми и развевающимися парусами. Я думал, что она легла в дрейф, желая подождать нас; быть-может, она нуждалась в помощи, хотя и не подавала никаких сигналов бедствия. Но нет. Скоро она была на другом галсе и вдруг снова пришла к ветру.

— Ни единой живой души у колеса, — заключил я свои наблюдения и послал за капитаном, который был в своей каюте.

Он медленно поднялся на палубу.

— Странное судно какое-то, сэр, — доложил я, передавая ему подзорную трубу.

Капитан Марвин принялся не спеша разглядывать бригантину, а я следил невооруженным глазом, как она продолжала подвигаться тем же нетвердым ходом и с тем же кривляньем — то на одном галсе, то на другом, большую же часть времени стояла, не двигаясь с места.

— Не вижу ни единого человека на палубе, — проворчал капитан.

— Но вы заметали, конечно, сэр, что большая часть шлюпок находится в баканцах, — сказал я.

— Да, на левом борту все целы, но на правом все вышиблены с своих мест и разбиты в щепки.

— Счастье наше, сэр, что теперь день, — проговорил я смело. — Она как раз у нас на дороге, и, если бы было темно, мы, наверное, наткнулись бы на нее; это было бы довершением всех бед, случившихся с нами по выходе из Сиднея.

— Чрезвычайно верное замечание, вы как нельзя более проницательны, мистер Уиггинс, — пробурчал капитан с горькой усмешкой. — Если бросите когда-нибудь морскую службу, из вас выйдет прекрасный проповедник.

Я только усмехнулся в ответ, не дав заметить этого старому капитану, который был в сквернейшем настроении и не без основательной причины. Он был хозяином нашего пароходика в тысячу тонн вместимостью, который назывался «Бомарис», и шел из Сиднея, а нас все время преследовали неудачи. Мы шли теперь обратно в Сидней все так же налегке, как ушли оттуда четыре недели тому назад.

Мы занимались крейсерством между островами Тихого океана, выменивая копру; на судне имелся груз обычного товара для мены: разноцветные стеклянные бусы, коленкор грубых, но ярких цветов, топоры, ножи и т. д.

Дела у нас пошли скверно. Мы прошли больше половины пути к месту нашей обычной торговли, когда нас настиг циклон. Не буду подробно описывать пережитые нами невзгоды. Мы оказались так близко от края этого циклона, что нас едва не выкинуло на воздух из воды, а когда море разбушевалось, наша старая посудина стала испытывать такую килевую качку, что мы побаивались, как бы она не стала на нос; она так накренивалась, что, казалось, никогда больше не выпрямится. Затем, будучи подхвачена сбоку огромной волною, она соскользнула наискось с ее высокого ската и чуть не зарылась носом в соседней волне навсегда.

При всем том, мы благополучно выдержали бы бурю, носясь по волнам подобно пробке, если бы ось нашего гребного винта не подломилась, задребезжав с такою силой, что, казалось, все судно готово было выскользнуть из-под нас.

Мак-Персону с его помощниками удалось кое-как скрепить ее дня через два, однако старший машинист торжественно предупредил капитана, что пробовать итти больше пяти узлов в час не безопасно.

— Полный ход вперед! — скомандовал упрямый капитан, как только машинист удалился к своим машинам.

Мак в точности исполнил команду, и ровно в четверть часа «Бомарис» побил на пол-узла свой собственный рекорд; затем опять послышался дребезжащий треск, и Мак-Персон явился на палубу, ругаясь, как способен ругаться машинист-шотландец, и смело заявляя, что ему нечего больше делать и что капитан Марвин может вести свое поврежденное, негодное судно под парусами.

В конце-концов, капитану удалось смягчить его, и, спустя десять часов, мы снова шли под парами, но теперь только по четыре с половиной узла.

Маку пришлось беречь сломанную ось, вследствие чего мы гораздо больше лежали в дрейфе, чем шли вперед в течение этих четырех дней.

— Посмотрите-ка, мистер Уиггинс, не разберете ли вы, как она называется, — проговорил капитан, указывая в сторону бригантины, шедшей впереди нас, и подавая мне подзорную трубу.

Присмотревшись пристально к дощечке, прибитой на корме, я, наконец, разобрал название суденышка.

— «Прекрасная Алиса» из Сиднея, сэр, — объявил я.

Услышав это,