Читать книгу - "Выйти из хаоса. Кризисы на Ближнем Востоке и в Средиземноморье - Жиль Кепель"

Несмотря на реверансы принца в сторону саудовских улемов, границы их влияния, тем не менее, были обозначены королевским указом, изданным в сентябре 2017 года, которым женщинам с 24 июня 2018 года – то есть по окончании месяца Рамадан – разрешалось водить автомобиль. И эти высказывания между строк подразумевали прекращение политики компромисса между династией, легитимность которой зависела от благословения улемов, и вездесущей и всесильной шариатской гвардией, управляемой «Комитетом по поощрению добродетели и удержанию от порока». Высказывания принца символизировали собой разрыв с радикальным салафитским движением, которому, как напомнил мне 28 февраля 2018 года в Эр-Рияде генеральный секретарь Всемирной исламской лиги, «воспрещено бунтовать против принца-мусульманина» («ля йаджуз аль-хурудж аля вали аль-амр»).

Первый этап этой «революции в отеле “Ритц-Карлтон”» в конце октября 2017 года был, таким образом, направлен на создание новой политической легитимности власти с опорой на мобилизацию молодежи, которой были обещаны новые рабочие места благодаря иностранным инвестициям. Лучшей встряски для государства, живущего на нефтяную ренту, и придумать было нельзя. Неоднократно подчеркивая необходимость разрыва с «экстремизмом», провозглашенную королем Салманом и президентом Трампом в мае 2017 года, наследный принц одновременно свел к минимуму значение религии в качестве духовной скрепы монархии, сделав его простой формальностью. Второй этап закрепил успехи первого, упрочив его власть в результате конфискации имущества конкурентов из числа саудитов. Те были представлены «коррупционерами» и отданы на заклание подрастающему поколению, которое принц сделал своей главной опорой.

Едва завершился форум «Инвестиционная инициатива будущего», как «Ритц-Карлтон», гостей которого переселили в другие отели столицы, был превращен в следственный изолятор и место проведения допросов. Туда поместили около двухсот человек, в числе которых одиннадцать принцев крови, задержанных по всей стране. Самым известным из задержанных был богатейший человек королевства, занимавший в марте 2017 года, по данным журнала «Forbes», 50-е место в списке богатейших людей мира и 1-е среди арабов. Это легендарный аль-Валид ибн Талал, внук Ибн Сауда, обладатель личного состояния в размере 18,5 млрд долларов и владелец холдингов, контролирующих деятельность флагманов мирового бизнеса. Его, впрочем, считали, как и наследного принца, «либералом» в вопросах морали: он положительно относился к наделению женщин гражданскими правами.

Но на кону на этом втором этапе «революции в «Ритц-Карлтоне» стояли очищение экономики и упрочение власти, а не нравственный прогресс. Еще один могущественный узник – сын покойного монарха, Мутаиб ибн Абдалла, бывший глава Национальной гвардии. Эти преторианцы монархии являлись ключевым элементом механизма общественной безопасности. Принц Мутаиб также руководил фондом, управлявшим состоянием детей Абдаллы и в силу этого представлявшим особый интерес для следствия. Окружение предыдущего короля, многие представители которого пытались противиться восшествию преемника на престол, пострадало от арестов в первую очередь. Принца Мутаиба, к слову, владельца парижского отеля «Крийон», 21 ноября первым из высокопоставленных заключенных выпустили из золотой клетки. Освобождение, по данным агентства «Bloomberg», обошлось ему в 1 млрд долларов (а всего в казну предполагалось вернуть около ста миллиардов долларов). Один из задержанных скончался, хотя во дворце опровергают слухи о пытках. Обвинения, вынесенные в отсутствие стандартной процедуры судопроизводства, сводились к незаконному обогащению, которому способствовал механизм распределения нефтяной ренты, отдававший приоритет принцам и их приближенным.

На тот момент, когда писались эти строки, как истинный характер событий, происходивших в отеле «Ритц-Карлтон» в ноябре 2017 года, так и размер сумм, выплаченных задержанными за свое освобождение, по-прежнему, остаются не до конца раскрытой загадкой. Ясно одно: «антикоррупционная» кампания недвусмысленно дала понять, что власть отныне едина и неделима, а с самостоятельностью арабских удельных князьков покончено раз и навсегда. Во время пребывания в королевстве в феврале – марте 2018 года я не замечал проявлений симпатии или сострадания по отношению к высокопоставленным арестантам, поскольку они в глазах молодежи олицетворяли собой старый порядок, обогащавшийся за ее счет. Впрочем, предстоит еще реализовать благие пожелания на практике – а это титанический труд в ультраконсервативном обществе.

Обозреватель «The New York Times» Том Фридман, по завершении интервью с принцем Мухаммедом ибн Салманом в январе 2018 года назвал его парадоксальным наследником арабских революций. Парадоксальным, поскольку у революции в Саудовской Аравии, осуществленной «сверху» (top down), больше шансов на успех, чем у народных движений 2011 года «снизу» (bottom up). Вопрос в том, удастся ли принцу расширить свою базу поддержки, включив в нее не только образованную молодежь из среднего класса, испытавшую влияние глобализации, но и более широкие слои населения, равнодушие которых стало одним из решающих факторов краха «арабской весны».