Читать книгу - "Белые русские – красная угроза? История русской эмиграции в Австралии - Шейла Фицпатрик"

заключалась главным образом в том, чтобы завязывать контакты с советскими туристами и вручать им пропагандистские брошюры НТС. В Австралию Коновец вернулся вместе с женой в начале 1960-х[695].

Между антикоммунистическими организациями вроде НТС и ASIO если и не царило полное доверие, то уж точно существовал взаимный интерес. Николай Алферчик, завербованный в НТС в 1940-е годы в Европе, работал в годы войны и на НТС, и на немцев, а после войны, уже живя в Австралии, продолжал состоять в НТС и заодно докладывал о деятельности этого союза в органы безопасности Австралии[696]. В начале 1950-х члены НТС контактировали с агентом ASIO в Сиднее, предлагая свою помощь в борьбе с коммунизмом. Одним из этих инициативщиков был Владимир Диффердинг, агент по продаже недвижимости, выступавший одновременно администратором редакции «Единения» и руководителем отдела русской «борьбы» либеральной партии (точнее, ее отделения в штате Виктория). Диффердинг познакомил Алферчика со своим контактом из ASIO, Роупером, и заявил, что НТС разработал маршруты для передачи антисоветской пропаганды в СССР. Его предложение о сотрудничестве с некоторой осторожностью приняли, хотя в ASIO и опасались того, что в НТС, вероятно, успели внедриться советские агенты[697].

До 1953 года НТС официально оставался законспирированной организацией, его агенты в Австралии нигде публично не фигурировали, а входили в контакт исключительно с русскоязычными[698]. Но в 1953 году союз начал открыто проводить собрания, и на первом из них, состоявшемся в Мельбурне, Сергей Зезин выступил с докладом о «фронтовом бое» НТС с Советским Союзом, а Перекрестов зачитал приветственное обращение редакции «Единения». За этим последовали собрания НТС в Мельбурне в кинотеатре «Савой»[699].

Одной стороной деятельности НТС, которая делала ее заметной для публики, была привычка пикетировать просоветские мероприятия и раздавать прохожим листовки, что порой сопровождалось стычками и драками с австралийскими коммунистами – так произошла например потасовка с участием Коновца в Фэрфилде в 1952 году. В том же году, позже, сиднейская ячейка НТС похожим образом пикетировала Русский общественный клуб, где в тот день отмечалась годовщина революции. «Когда появились первые группы членов НТС, несущих плакаты с английскими и русскими надписями, вскрывающими истинную природу большевизма, многие прохожие останавливались и брали листовки на английском языке, которые раздавались пикетирующими», – рассказывал Домогацкий в «Единении». Он не сомневался в успехе этой акции, «столь нужной в такой день», хотя «стоящая у двери этого осиного гнезда группа австралийских коммунистов посмела остановить пикетирование, осуществленное мужественными людьми»[700].

Задача законспирированной, или «закрытой», части НТС состояла в том, чтобы «облегчить контакты и установить отношения с советскими гражданами для засылки антисоветской литературы в Советский Союз». Под упомянутыми советскими гражданами подразумевались выезжавшие за границу советские артисты, музыканты, спортсмены, туристы и моряки дальнего плавания. Когда в 1956 году в Мельбурн на Олимпиаду прибыла команда советских спортсменов, члены НТС, подрядившиеся работать переводчиками, всеми доступными способами налаживали с ними связи. В 1960-е годы, с появлением культурных обменов, за границу стало выезжать больше советских граждан, и НТС, конечно, не терял времени даром: «Поразительно, сколько экземпляров Солженицына и Пастернака нам удавалось запихнуть в футляры от контрабасов». (Возможно, это и был один из тех новых каналов для передачи антисоветских материалов, разработкой которых Диффердинг хвастался ASIO.) Специалистами в этой области были Николай Коваленко и Георгий Петропуло, причем последний даже додумался свести знакомство с портовыми рабочими, чтобы через них добраться до моряков с советских судов. Желая завоевать доверие и получить возможность легко заводить новые связи, члены НТС внедрялись в просоветские объединения вроде Русского общественного клуба и предлагали свои услуги переводчиков Обществу австралийско-советской дружбы[701]. Одним из таких энтээсовцев-внедренцев был Глеб Бердников, хотя его коллеги по НТС и не всегда одобряли его близкое общение с идейными противниками. Впрочем, трудно поверить в то, что Бердникову удавалось по-настоящему обмануть левых, ведь его антикоммунистические убеждения были известны любому читателю «Единения»: среди прочего, как рассказывали, он председательствовал на первом открытом заседании НТС в Сиднее в 1953 году[702].

Глава 8 Красные русские

В сознании австралийцев понятия «русский» и «красный» были связаны между собой давно – еще с 1919 года, когда в Брисбене произошли «беспорядки под красным флагом». Но многие из живших в Австралии по-настоящему красных русских вернулись в Россию после Октябрьской революции 1917 года, а среди русских иммигрантов, приезжавших на континент в 1920-е и 1930-е годы, преобладали белые – противники революции. После войны, когда хлынула новая волна иммигрантов, к берегам Австралии прибыло еще больше белых русских из Европы и Китая – твердых и даже яростных в своих антикоммунистических убеждениях. Но все равно и в народе, и среди официальных лиц многие продолжали подозревать, что внутри каждого русского скрыта хоть крупица красного[703]. В самом деле, в какой-то степени эти подозрения были оправданны, но не в том смысле, что все русские могли оказаться тайными социалистами, а в том смысле, что при определенных обстоятельствах их русский национализм мог преобразиться в советский патриотизм. Так уже происходило в русской эмиграции в Китае в годы Второй мировой войны, когда многие белые русские осознали, что они рады победам СССР над немецкими захватчиками. Легко было представить, что такое повторится, если начнется третья мировая война, в которой Советский Союз (Россия) вновь окажется в противостоянии с другими странами, и уж в ASIO прекрасно это понимали. Понимала это и русская диаспора в Австралии – во всяком случае, в лице Анатолия Коновца, который замечал в общине озабоченность тем, что его социологический опросник о политических убеждениях, возможно, выявил «более сильные просоветские настроения, чем можно было бы ожидать»[704].

Ключевое слово здесь, по-видимому, – «просоветские», а не «просоциалистические». СССР был по определению социалистическим государством, но объединить эмигрантов могла бы не тяга к социализму как таковому, а любовь русских к покинутой далекой родине. Впрочем, нельзя было закрывать глаза и на тот факт, что многие ди-пи и русская молодежь из Харбина воспитывались и получали образование или в Советском Союзе, или в советских школах и молодежных организациях в Китае. Генри Г. Эртс, раньше работавший в Китае, считал, что бывшие ди-пи в Австралии «находятся под сильным влиянием своего воспитания, полученного при коммунистическом режиме»[705]. При интервьюировании бывших ди-пи в Европе в рамках послевоенного Гарвардского проекта по изучению советского общественного строя обнаружилось, что, хотя чаще всего люди высказывались о советском политическом строе неприязненно, многие тем не менее одобряли «социальную ориентированность» СССР (бесплатное