Читать книгу - ""Мертвая рука". Неизвестная история холодной войны и ее опасное наследие - Дэвид Хоффман"

В 1970-х Горбачёв несколько раз съездил на Запад, в том числе в Италию, Францию, Бельгию и ФРГ. То, что он увидел в этих относительно преуспевающих демократиях, разительно отличалось от того, что рассказывали советские пропагандистские книги, фильмы и радиопередачи: «Люди там живут в лучших условиях, более обеспечены. Почему мы живём хуже других развитых стран? Этот вопрос неотступно стоял передо мной».

***

Кисловодск из-за своих минеральных источников был одним из любимых мест отдыха советской элиты. Председатель КГБ Юрий Андропов, страдавший болезнью почек, часто ездил туда на служебную дачу. В августе 1978 года он и Горбачёв проводили отпуск на водах. Андропов обратил внимание на Горбачёва, в котором видел потенциального будущего руководителя страны. Они поднимались в горы и проводили там много часов, сидя у костра и готовя шашлык под усыпанным звёздами небом. Андропов, человек с широкими интересами, часто беседовал с Горбачёвым о государственных делах; они вместе слушали записи Высоцкого и Визбора, перебиравших гитарные струны и певших о повседневных человеческих проблемах. Наверное, удивительная это была сцена: два партийных руководителя наслаждаются музыкой бардов, чьи произведения в основном распространялись неофициально. Андропов, глава советской тайной полиции с 1967 года, стал одним из учителей и наставников Горбачёва.

Горбачёва избрали секретарём ЦК и назначили руководить сельским хозяйством.^[343] Он, полный энтузиазма, отправился на встречу с Брежневым, чтобы обсудить агропромышленную политику. Но 49-летний Горбачёв нашёл руководителя страны (тогда ему был 71) сидящим совершенно безжизненно в своём кабинете. «Он не только не поддерживал разговор, но, казалось, не реагировал вообще ни на мои слова, ни на меня», — вспоминал Горбачёв.

Будучи членом советской правящей элиты, Горбачёв вскоре обнаружил, что в последние годы правления Брежнева такие сцены были частыми. Некоторые заседания Политбюро продолжались всего 15–20 минут, чтобы председательствующий не устал: «Это было грустное зрелище». В стране начались серьёзные экономические проблемы: нефтяной бум конца 1970-х подошёл к концу, к тому же СССР увяз в афганской войне, начатой брежневской кликой. Надежды 1970-х на разрядку испарились, а напряжённость между Советским Союзом и США росла. Продукты питания становились предметом дефицита. Когда Горбачёв стал секретарём, случилось четыре неурожайных года подряд, и Советскому Союзу приходилось покупать много зерна за границей.^[344]

С ноября 1978 года, когда Горбачёв приехал в Москву и вплоть до начала 1980-х в стране кипела борьба за власть между «старой гвардией», оплотом партийной и военной власти, и реформаторами — в основном учёными со свежими идеями, не имевшими политической поддержки. Когда Брежнев умер, Андропов продвинул группу сравнительно молодых чиновников, в том числе Михаила Горбачёва и Николая Рыжкова, директора завода из Свердловска. Горбачёв, теперь отвечавший за экономическую политику всей страны, стал обращаться за идеями к учёным-реформаторам. Теперь их, по крайней мере, было кому прикрыть: Горбачёв прислушивался к ним.^[345]

Андропов — верный своему чекистскому прошлому — пытался улучшить положение в стране полицейскими методами; например, он приказал арестовывать людей, замеченных на улицах в рабочее время, как лентяев и прогульщиков. Горбачёв сказал ему, что это сомнительная практика, что люди смеются над ней, но Андропов не слушал. Он отмахнулся от Горбачёва: «Поживёшь с моё — поймёшь».

Их сближало понимание бедственного положения страны. Горбачёв позднее вспоминал, что Андропов собирался искоренить болезни брежневской эпохи, в том числе протекционизм, коррумпированность, моральную распущенность, бюрократизм, бесхозяйственность и расхлябанность. Но, как отмечал историк Роберт Инглиш, в «косной, милитаризованной системе партийного государства» было чрезвычайно сложно что-то изменить, особенно «учитывая силу сторонников консервативного курса».^[346] В итоге у Андропова просто закончилось время. Горбачёв потом писал, что Андропов и не мог бы реализовать крутые меры: после КГБ он был не способен выступить против остальных. «Он принадлежал к числу людей, которые не могли вырваться за пределы старых идей и ценностей», — говорил Горбачёв.

Горбачёву выпало стать движущей силой перемен, и его время было уже не за горами. Поворотный момент наступил в мае 1983 года, когда Горбачёв на семь дней отправился во главе парламентской делегации в Канаду. Советский посол Александр Яковлев увидел в этом возможность показать Горбачёву, как устроена жизнь на Западе, и поведать о собственных глубоких сомнениях насчёт пути, по которому шёл СССР. В Альберте Горбачёв был восхищен дискуссией с состоятельным фермером, которому принадлежало 2000 гектаров земли. Горбачёв быстро разговорился с ним и выяснил, что стадо этого фермера давало в год 4700 килограммов молока на корову. Советские коровы давали в среднем по 2258 кг.^[347]

У фермера было два дома, автомобили и алюминиевые зернохранилища: он рассказал Горбачёву, что упорно трудится весь год, не тратя времени на отпуск. Канада представлялась Горбачёву процветающей альтернативой терпящему крах советскому сельскому хозяйству.

О важнейшем событии поездки, впрочем, публика не узнала: оно произошло вечером 19 мая на ферме канадского министра сельского хозяйства Юджина Уилана в Онтарио. Уилан пригласил Горбачёва на ужин, но сам задержался. Его жена Элизабет поприветствовала советских гостей, долго ехавших по ухабистой грязной дороге. В ожидании Уилана Горбачёв и Яковлев решили прогуляться вдвоём по фруктовому саду. В начале 1970-х Яковлев руководил в ЦК пропагандой, а после того как он написал для газеты статью с радикальными идеями, он был отправлен в дипломатическую «ссылку» в Канаду. Он был реформатором, и крах политики разрядки и стагнация СССР в поздние брежневские годы подогревали его энтузиазм. Яковлев, которому тогда было пятьдесят девять, был возмущён чрезмерной милитаризацией советского общества. Он был уверен, что рынок может принести пользу социализму. И главное, вспоминал он позднее, его «религией» стала свобода. На прогулке в саду всё это выплеснулось: