Читать книгу - "Третья мировая война. Какой она будет - Ричард Кларк"

Если определенные виды дестабилизирующего кибершпионажа будут иметь последствия, государства смогут более жестко контролировать, кто, почему и где им занимается. Большинство чиновников не жаждут объяснять разъяренному госсекретарю или министру, почему считалось, что разведывательная ценность раскрытой секретной операции перевесит вред, причиненный ее обнаружением. Таким образом, хоть я и признаю, что в кибершпионаже игра порой не стоит свеч, я считаю, что риск проведения разведывательных операций должен определяться спецслужбами совместно с властями в двустороннем закрытом режиме. Соглашение о контроле над вооружениями, ограничивающее кибершпионаж, не в полной мере соответствует нашим интересам, может регулярно нарушаться другими странами и ставит перед нами ряд серьезных проблем, связанных с его соблюдением/принудительным применением.

Запретить кибервойну?

Стоит ли соглашаться на полный запрет кибервойны (за исключением кибершпионажа)? Полный запрет теоретически мог бы воспрепятствовать разработке и приобретению кибероружия, но обязать или проверить соблюдение этого запрета невозможно. Можно сформулировать запрет на использование кибероружия против определенных объектов или размещение оружия до начала военных действий, а не на обладание им и использование в шпионаже. Чтобы оценить, отвечает ли запрет кибервойны нашим интересам, предположим, что он принят, и рассмотрим некоторые гипотетические прецеденты.

Представим сценарий, аналогичный израильскому налету на сирийскую ядерную установку, с которого началась эта книга. Слегка изменим его — пусть это США хотят остановить развитие ядерного оружия в неконтролируемой стране и решают сбросить бомбу на то место, где собираются производить ядерное оружие. США наверняка обладают возможностью выключить радары ПВО противника с помощью кибероружия. Если бы мы согласились бы запретить использование кибероружия, перед нами встал выбор: посылать американских пилотов, не сделав все, что в наших силах, чтобы их защитить, или нарушить международное соглашение. Мало кто из гражданского и военного руководства страны вызовется потом объяснять, почему были сбиты американские самолеты, почему пилоты попали в тюрьму или были убиты, ведь мы могли отключить противовоздушную оборону противника.

Представьте, что США уже участвуют в ограниченном вооруженном конфликте с некой страной, как в недавнем прошлом с Сербией, Ираком, Панамой, Гаити, Сомали и Ливией. Американские вооруженные силы оказываются в ситуации, в которой традиционное оружие они могут заменить кибернетическим. Кибероружие приносит меньше смертей и физических повреждений и имеет менее продолжительные последствия. Полный запрет на использование кибероружия снова заставит Соединенные Штаты выбирать между нарушением соглашения и нанесением излишнего вреда противнику.

Рассмотрим еще более простой сценарий, без вооруженного конфликта или упреждающего удара: американский корабль мирно ходит в международных водах. И вот на этот эсминец, идущий параллельно северокорейскому побережью, нападает северокорейский патрульный катер, запуская ракеты. Если бы американский корабль использовал кибероружие, он мог бы вторгнуться в систему управления приближающихся ракет и заставить их отклониться. А при существовании полного запрета на использование кибероружия американцам, возможно, нельзя будет применять его для защиты своих сил от неспровоцированной атаки.

Сложнее всего сохранить сдержанность в том случае, если кибероружие уже использовали против нас. Когда противник попытается вывести из строя американскую военную сеть или систему вооружения, у наших военных появится большое искушение проигнорировать международное соглашение и ответить тем же.

Итак, «за» и «против» полного запрета на использование кибероружия ясны. Если мы действительно считаем, что такой запрет в наших интересах, нужно быть готовыми заплатить некоторую цену за поддержание такого международного стандарта. В прошлом были ситуации, когда мы могли воспользоваться военным превосходством, используя ядерное, химическое или биологическое оружие, но решали, что для США важнее соблюдать международное решение и не применять его. Тем не менее, поскольку кибероружие не столь смертоносно, запрет на его использование в условиях вооруженного конфликта, пожалуй, будет сложно оправдать. Если боевые действия уже начались, использование кибероружия не обязательно приведет к дестабилизации и эскалации. Американские военные приведут доводы (притом сильные) о том, что технологические преимущества компенсируют довольно неравномерное распределение наших вооруженных сил в мире и изощренность обычного оружия, которое может оказаться в руках наших потенциальных противников.

Чтобы уравновесить наше желание сохранить военную гибкость и необходимость учитывать тот факт, что кибервойна способна нанести существенный ущерб Соединенным Штатам, можно было бы ввести международные ограничения без полного запрета. Соглашение, в котором без всяких оговорок запрещается использовать кибероружие, — это самая крайняя форма запрета.

В предыдущей главе мы вкратце рассмотрели концепцию ненападения — менее масштабный вариант. Соглашение о ненападении может быть как серией взаимных деклараций, так и обстоятельным международным договором. Почему бы не сконцентрироваться на предотвращении развязывания войны посредством кибератак, а не на ограничении использования кибероружия, когда конфликт уже начался? Такое обязательство могли бы взять на себя все страны или только те, которые сделали аналогичное заявление или подписали соглашение. Заявление о ненападении — это больше чем дипломатический призыв. Существование данного обязательства может снизить вероятность того, что какая-либо страна инициирует использование кибероружия, поскольку тем самым она нарушает международную норму. Страна, которая применяет кибероружие первой и нарушает договор, компрометирует себя в глазах мировой общественности и совершает неправомерные действия. Возможность международной поддержки этой страны в конфликте снижается, а вероятность международных санкций возрастает.

Декларация о ненападении может снизить гибкость многих сценариев, подобных тем, что я обсуждал выше. Пока мы ждем повода нанести ответный удар после использования противником кибероружия, мы ставим себя в невыгодное положение в кибервоенной фазе конфликта.

Запрет атак на гражданское население?

Есть не столь ограничивающие подходы, как запрет на использование кибероружия или отказ от ненападения. Один из возможных вариантов — принятие односторонней декларации или международного протокола о запрете атак на гражданские объекты. В международном военном праве была масса подобных прецедентов — запрещалось использование определенных вооружений или действий, заключались соглашения, обязывающие защищать гражданское население, вовлеченное в войну.

Во время Первой мировой войны в сражениях впервые использовались самолеты. Они главным образом применялись в целях разведки, в пулеметных обстрелах войск противника, воздушных боях, но некоторые самолеты сбрасывали бомбы на врага. Это первое использование авиабомб открыло перспективы создания самолетов, способных в будущем взять на борт больше бомб. В следующее десятилетие появилась бомбардировочная авиация. Один из первых писателей-фантастов Герберт Уэллс в романе 1933 года «Грядущие события» описал, во что такая авиация способна превратить город. К 1936 году он написал на основе книги сценарий, а кинорежиссер Александр Корда снял фильм, который шокировал зрителей. 1938 году в Амстердаме участники международной конференции согласились ограничить «новые машины войны». На основе этого соглашения в том же году была заключена Конвенция о защите гражданского населения от бомбардировок с воздуха.