Читать книгу - "Управляемая демократия. Россия, которую нам навязали - Борис Кагарлицкий"

После переворота 1993 г. начинается период институционализации ельцинского режима. Ельцинская конституция в целом соблюдалась. Давалось это не без труда, власть постоянно оказывалась на грани «выпадения из правового поля», слухи о новом перевороте сверху, отмене выборов, запрете оппозиционных партий сопровождали политическую жизнь на протяжении всего этого периода. И все же Кремль старался соблюдать правила игры. Насильственными методами российская власть действовала только в Чечне в 1994—1996 гг. Война воспринималась обществом крайне негативно, но то, что происходило в Чечне, по сути уже не было частью внутриполитической жизни страны.

Ельцинскую конституцию соблюдали не потому, что она была лучше или менее противоречива, чем последняя «советская» конституция, расстрелянная танками в октябре 1993 г. Она была хуже. Ее текст изобиловал «темными местами», несообразностями и противоречиями. Как, например, быть с «разделением властей», если губернаторы являлись по совместительству и сенаторами, заседавшими в Совете Федерации? Как быть с многочисленными правами, провозглашенными, но не гарантированными? Но конституция более или менее работала просто потому, что соответствовала целям и задачам тех, кто ее сочинил. В сущности, конституция была сделана Ельциным «под себя».

ЗАКОН И БЕСПОРЯДОК

Основной закон Российской Федерации, принятый в 1993 г., был весьма своеобразен. Например, «вотум недоверия правительству» трактовался в нем совершенно уникально: после первого вотума недоверия не происходит вообще ничего; если в течение двух недель правительству выносят второй вотум недоверия, опять не происходит ничего, зато после третьего вотума недоверия распускается парламент. Правительство, которому депутаты выразили недоверие, разумеется, остается.

Президент получил возможность постоянно шантажировать Думу разгоном. Однако применять эти угрозы на практике не требовалось. Депутаты, понявшие урок 1993 г., много ругали правительство, но когда дело доходило до голосования, вели себя исключительно послушно. Это был парламент запуганных, ассамблея побежденных. После 1993 г. главная «гарантия» стабильности, по признанию Пастухова, — «неуверенность для оппозиции в том, что к ней не будут применены репрессии»[114].

Основой политической системы в России после 1993 г. (как в Казахстане, в Белоруссии или в Грузии) сделалась сильная президентская власть. Формально Россия встала в один ряд с президентскими республиками Запада, но на практике речь идет о весьма специфическом явлении, не находящем аналогий в странах развитого капитализма.

«Российская президентская система не должна смешиваться ни с американской, ни с французской, поскольку она, несмотря на все “институциональное тождество или сходство”, имеет совершенно другую социальную базу, историческую функцию, психологию», — пишет Тамаш Краус. «Естественно, российская президентская власть — это особый авторитарный режим, и Ельцин стоит ближе к Пиночету, чем к Рейгану или Тэтчер. В то же время речь идет о новом историческом явлении, поскольку оно представляет собой такую своеобразную смесь определенных элементов буржуазной демократии, политической диктатуры и самодержавия, которая позже сама станет источником аналогий для настоящего и будущего развития стран, осуществивших смену режима. В этом состоит историческая оригинальность ельцинщины как президентской системы»[115].

Специфика ельцинского президентства объясняется его исторической и социальной ролью. Интегрируясь в капиталистическую миросистему, страны бывшего Советского Союза сталкивались с почти неразрешимым противоречием. С одной стороны, раздел собственности, резкое усиление имущественного неравенства и перераспределение ресурсов в пользу мирового капиталистического центра создавали такое социальное напряжение, что поддерживать демократические институты было невозможно. Буржуазная традиция предполагает, что многочисленный средний класс является основой стабильной демократии. Насколько верно это суждение — вопрос другой, но бесспорным фактом является крайняя слабость и малочисленность среднего класса в России, на Украине или в Казахстане времен капиталистической реставрации. Наиболее адекватен такому состоянию общества оказывался авторитарный режим. Но с другой стороны, интеграция бывших советских республик в мировую систему требовала принятия целого ряда стандартов, в том числе и правовых. Без уважения к праву не может быть эффективно функционирующей частной собственности.