Читать книгу - "Манипуляции продолжаются. Стратегия разрухи - Сергей Кара-Мурза"

Но ведь это непонимание мы видим и сегодня. Подобная попытка превратить колхозных крестьян в фермеров привела к глубокому кризису сельского хозяйства. История знает множество таких примеров, однако проку от них мало — подобные утопии модернизации регулярно повторяются в моменты, когда в сознании правящего слоя начинают доминировать евроцентризм и механицизм.

Средний горожанин и сегодня не понимает, в чем причина и суть той катастрофы, что переживает российское село. Он не сможет объяснить, почему колхозы и совхозы вполне обходились 11 тракторами на 1000 га пашни, а среднеевропейская норма для фермеров в 10 раз больше — 110–120 тракторов. Во сколько же обошлась бы в России замена колхозов фермерами, если бы она произошла в полном масштабе? В ценах 2008 года — в 1,3 триллиона долларов!

Надо трезво признать, что создать современное сельское хозяйство в рамках «рыночной» доктрины Россия не сможет. Здесь мы имеем неумолимую дилемму: или восстановление и модернизация колхозно-совхозной системы с фермерской надстройкой — или архаизация российского сельского хозяйства. На какое чудо надеется власть?

В 1991 г. была провозглашена программа смены всех матриц страны, от детских садов до энергетики и армии. Программа реформ была проникнута отрицанием, вплоть до ненависти, практически ко всем системам советского жизнеустройства. Вот уже 19 лет Россия живет в «переходном периоде» — в процессе демонтажа технико-социальных систем, которые сложились и существовали в Российской империи и СССР, и попыток создать новые системы, соответствующие западному образцу. Это привело все системы в состояние глубокого кризиса.

Одним из важных видов деятельности в экономике является проектирование, то есть выстраивание образа будущего и составление плана действий. При болезни общества система этих операций нередко деградирует, проектирование заменяется имитацией. Реформы в России и стали огромной программой имитации Запада. Имитация часто принимает карикатурные формы. Так, вожди гавайских племен при контактах с европейцами обзавелись швейными машинками, в которых видели символ могущества — и эти машинки красовались перед входом в их шалаши, приходя в негодность после первого дождя.

Видный антрополог XX века А. Леруа-Гуран подчеркивал, что для существования народа необходим баланс между устойчивостью и подвижностью систем его жизнеустройства. Совокупность технических приемов и материальных средств хозяйства представляет собой систему — устойчивую (и изменяющуюся) часть культуры этнической группы (племени, народа и даже нации). Эту целостную систему, соединяющую материальный и духовный миры, любая этническая общность оберегает, отказываясь даже от выгод «эффективности».

Если пробежать мысленно все стороны жизнеустройства, то увидим, что в 90-е годы реформаторы пытались сломать устойчивость всех систем. Л. Пияшева писала в 1990 г.: «Когда я размышляю о путях возрождения своей страны, мне ничего не приходит в голову, как перенести опыт немецкого «экономического чуда» на нашу территорию… Моя надежда теплится на том, что выпущенный на свободу «дух предпринимательства» возродит в стране и волю к жизни, и протестантскую этику».

В сфере хозяйства имитацией была попытка переделать советское хозяйство по шаблонам англосаксонской рыночной системы. Экономист-реформатор В.А. Найшуль пишет: «Рыночный механизм управления экономикой — достояние общемировой цивилизации — возник на иной, нежели в нашей стране, культурной почве… Рынку следует учиться у США, точно так же, как классическому пению — в Италии, а праву — в Англии» [76].

Это кредо имитатора — найти «чистый образец» и скопировать его в своих условиях. Это совершенно ложная установка, противоречащая и науке, и здравому смыслу. Известно, что копирование принципиально невозможно, оно ведет к подавлению и разрушению культуры, которая пытается «перенять» чужой образец. При освоении чужих достижений необходим синтез, создание новой структуры, выращенной на собственной культурной почве. Так, например, был создан «конфуцианский капитализм» в Японии.

Утверждение, что «рынку следует учиться у США», не просто ошибочно, но и наивно. Рынок — большая система, сотканная особенностями конкретного общества. Она настолько переплетена со всеми формами человеческих отношений, что идея «научиться» ей у какой-то одной страны находится на грани абсурда. Почему, например, рынку надо учиться у США — разве рынок в США лучше рынка в Германии, Японии или Сирии?

Да и как можно учиться рынку у США, если его сиамским близнецом, без которого он не мог бы существовать, является, образно говоря, «морская пехота США»? Это прекрасно выразил советник Мадлен Олбрайт Т. Фридман: «Невидимая рука рынка никогда не окажет своего влияния в отсутствие невидимого кулака. МакДональдс не может быть прибыльным без МакДоннел Дугласа, производящего F-15. Невидимый кулак, который обеспечивает надежность мировой системы благодаря технологии Силиконовой долины, называется наземные, морские и воздушные Вооруженные силы, а также Корпус морской пехоты США».

Учиться у других стран надо для того, чтобы понять, почему рынок у них сложился так, а не иначе — чтобы выявить и понять суть явлений и их связь с другими сторонами жизни общества. А затем, понимая и эту общую суть явлений, и важные стороны жизни нашего общества, переносить это явление на собственную почву (если ты увлечен странной идеей, что в твоей собственной стране рынка не существует).

Доктрина реформ отвергает национальные традиции России определенно и осознанно. Вот рассуждения В.А. Найшуля в 2004 г. [77]: «Проблема, которая до сих пор не решена, — это неспособность связать реформы с традициями России. Неспособность в 85-м году, неспособность в 91-м, неспособность в 2000-м и неспособность в 2004 году — неспособность у этой группы [авторов доктрины реформ] и неспособность у страны в целом. Никто не представляет себе, как сшить эти две вещи… То, что можно сделать на голом месте, получается. Там, где требуются культура и традиция, эти реформы не работают. Скажем, начиная от наукоемких отраслей и банковского сектора, кончая государственным устройством, судебной и армейской реформой. Список можно продолжить».

Таким образом, авторы доктрины не отрицают, что для них характерна «неспособность связать реформы с традициями России» (на эту неспособность у «страны в целом» нечего кивать). Какая безответственность!

Найшуль вскользь высказал важный тезис реформаторов: «То, что можно сделать на голом месте, получается. Там, где требуются культура и традиция, эти реформы не работают». Вопрос: где в России «голое место»? Что означает это понятие? Какая часть бытия России не обладает «культурой и традицией»?

Как выразился в 2004 г. В.В. Путин, в результате реформы «Россия потеряла почти половину своего экономического потенциала». Но гораздо опаснее не разрушительный результат, а его философские предпосылки. Если враг сбросил на завод бомбу и разрушил его, то вопрос ясен. Надо разбить врага и восстановить завод. А если собственная власть вместо модернизации отечественной экономики осуществляет ее демонтаж, причем грубый, в виде разрушения «старого здания», то велика угроза остаться вообще без народного хозяйства.