Читать книгу - "Битва цивилизаций. Секрет победы - Александр Севастьянов"

Уже в середине XI в. на Руси было довольно людей, «…преизлиху насытившихся учения книжного» (к ним обратился митрополит Иларион в своем «Слове о законе и благодати»). Чем же именно они насыщали свой духовный голод?

В этом отношении у всех историков книги царит более-менее единое мнение: «Переписывались практически только священные и богослужебные книги, святоотческая и богословская литература и т. п. А вот богатая светская литература Византии, продолжавшая традиции античной, за немногими исключениями не дошла до восточных славян, что характерно»^[55].

Еще в конце XIX в. среди 708 русских, сербских и болгарских пергаментных рукописей XI–XIV вв., выявленных Н.А. Волковым, проявилась четкая закономерность. Больше всего по количеству — 470, но немного по наименованиям богослужебных книг (апостолы, евангелия, псалтири, минеи, триоди, стихирари, ирмологии, кондакари и некоторые другие). На втором месте книги четьи, т. е. входящие в круг обязательного христианского просвещения^[56] (минеи, торжественники, соборники, прологи, златоустники, златоструи, земные раи, пятидесятницы, патерики, агиографические сочинения, творения отцов церкви и толкования на них и т. д.), — 218. Меньше всего книг, не связанных с религиозными потребностями, мирских (изборники, палеи, хронографы, летописи, измарагды, юридические сочинения вроде «Русской Правды», памятники светской литературы, такие как «Слово о полку Игореве», «Моление Даниила Заточника», княжеские родословцы), — таких всего-навсего 20^[57]. Примерно такое же соотношение дает список Археографической комиссии.

Б.В. Сапунов признавал по этому поводу: «Имеются основания полагать, что соотношение сохранившихся богослужебных и четьих книг домонгольского времени (24:11) в какой-то степени отражает их действительное соотношение в XI–XIII вв.». Однако дальше он необоснованно предполагал: «Но отношение первых двух групп к третьей (24:11:1), выведенное по уцелевшим рукописям, не может отражать действительную картину, имевшую место во времена Древней Руси. Вероятно, и абсолютное, и относительное число книг светского содержания было более значительным^[58]». Аргументов в пользу своего предположения он не привел.

Излишне оптимистичным представляется и такое его мнение: «Русь в исторически короткий срок смогла получить из Византии и других стран огромную сумму информации по самым различным областям знаний раннего средневековья — богословию, философии, искусству, истории, литературе, юриспруденции, географии, астрономии, зоологии и т. д. и т. п.»^[59]. Если бы это все было действительно так, то пропорции светской и духовной древнерусской книги явно были бы иными. Да и репертуар светской книги был бы несравненно более обширным.

Все, напротив, свидетельствует о том, что ранняя русская книга в основном предназначалась именно для покрытия церковных и околоцерковных потребностей, служб и треб в первую очередь. Не случайно от домонгольского времени одних только евангелий дошло 45: эта книга, основополагающая для христиан, — явный и абсолютный чемпион среди переписанных русскими руками древних книг.