Читать книгу - "Битва цивилизаций. Секрет победы - Александр Севастьянов"

После массовой адаптации кириллической азбуки в Х веке, книжный поток разнообразного содержания на славянских языках хлынул на Русь отовсюду, в первую очередь из Византии и Болгарии. Под влиянием этих образцов начинают работать и собственно русские переписчики, в первую очередь великокняжеские, а там и монастырские. Лаврентьевская летопись рассказывает о главном из русских скрипториев раннего периода:

«И бе Ярослав книгам прилежа и почитая е часто в нощи и в дне; и собра писце многы и прекладаше от грек на словеньское письмо, и списаша книгы многы и сниска, ими же поучашеся вернии людье… насея книжными словесы сердца верных людей… Ярослав же се, якоже рекохом, любим бе книгам, многы написав положи в церкви святой Софьи, юже созда сам»^[44].

Историк русской церкви Е.Е. Голубинский считал, что у Ярослава Мудрого могло работать не более 20 переписчиков книг. Так ли это, знать нельзя, но ясно, что этот скрипторий уже не был ни первым, ни единственным на Руси ^[45], иначе откуда бы он собрал «писцов многих»?

По общепринятому мнению, книги писались и переписывались именно при княжеских дворах, монастырях и церквах. Занимались этим, если можно так выразиться, канцелярские служащие, но преимуществено священнослужители и монахи. Последним это вменялось в обязанность: сохранился церковный Устав князя Всеволода Мстиславича начала XII в., в котором сказано, что если «поповский сын грамоте не умеет», то он превращается в изгоя^[46], то есть выбывает, изгоняется из своего сословия.

Когда была написана первая русская книга-кодекс на пергаменте? Мы точно этого не знаем. Сегодня самыми ранними (рубеж Х-XI вв.) из сохранившихся кодексов принято считать Киевский миссал (листки, написанные глаголицей, перевод латинского миссала, т. е. чинопоследования обедни), а также кириллическую рукопись краткого Евангелия апракос (т. н. Савина книга, названная по имени упомянутого в ней попа). Но утверждать, что нет и не было ничего более древнего в этом роде, нельзя.

Существует древнейший общепризнанный шедевр русского книжного искусства: «Остромирово Евангелие», написанное в 1056–1057 гг. на пергаменте дьяконом Григорием для новгородского посадника Остромира, приближенного князя Изяслава^[47]. Но нигде и никогда традиция рукописной книги не начиналась сразу с образцов такого уровня. Этому должны были предшествовать научение, опыт, практика, вызревание мастерства. Есть многие доказательства, что этот опыт начал накапливаться задолго до того.

Так, известна маргиналия новгородского священника Упыря Лихого, гласящая, что он в 1047 г. переписал глаголическую рукопись. Кроме того, в Реймсском Евангелии (национальная французская реликвия, на которой присягали французские короли) содержится часть, написанная кириллицей и представляющая собой Евангелие, привезенное во Францию той самой киевской княжной Анной, что вышла замуж в 1051 году за французского короля. Естественно, текст был написан до этой славной даты. Летописные сведения о скриптории отца Анны, Ярослава Мудрого (а он умер в 1054 году), подтверждают и без того ясное умозаключение.

Скрипторий Ярослава был в первую очередь ориентирован на формирование княжеской библиотеки, которая, возможно, располагалась непосредственно в храме св. Софии и насчитывала, по предположению историков, до 500 книг^[48].

Надо полагать, ни высокая стоимость книжного делания, ни сложности организации этого процесса — от изготовления пергамента и чернил до создания подчас драгоценных переплетов с золотыми, серебряными окладами, усыпанными самоцветами, — не останавливали высокородных и богатых книголюбов. Книга еще воспринималась как штучное высокохудожественное и высокоинтеллектуальное изделие, требующее от изготовителей таланта и ума. Средневековое отношение художника к своему творчеству распространялось, несомненно, и на книгу. А именно: художник творил как бы перед Богом, исполняя высший долг, не считаясь с расходом времени и труда, не экономя на материалах^[49], не рассуждая об «экономической целесообразности» духовного подвига и не собираясь наживаться на своем произведении. Обретаемая им заслуга имела гораздо более высокий, сакральный ранг.

Однако к началу XII в. спрос на книги растет, возникает книжный рынок, книга, все же, становится товаром. Появляется особая профессия книжного переписчика, духовный подвиг делателя книги преобразуется в ремесло, в дальнейшем появляются корпорации переписчиков, использующих разделение труда (так, Рязанская кормчая 1284 г. была написана 5 писцами). Книги начинают воровать, как представляющий ценность предмет^[50]. Происходит заметное упрощение технологий как следствие перехода к изготовлению массовой продукции, к постановке книгоделания «на поток»^[51]. По сравнению с массовой «берестяной» грамотностью низов это означало переход на более высокий качественный уровень.