Читать книгу - "Потерянный разум - Сергей Кара-Мурза"

Мысль, будто «только частная собственность повышает производительность труда», глупа до неприличия. Неужели этот академик РАН всерьез считает, что за двадцать тысяч лет истории цивилизации, которые предшествовали возникновению частной собственности, производительность труда людей не повышалась? Ведь это, согласитесь, бредовая мысль. Мы знаем о скачкообразных повышениях производительности труда (революциях), которые оказали на судьбу человечества гораздо более фундаментальное влияние, чем изобретение компьютера — приручение лошади и верблюда, выведение культурных растений и переход к земледелию, изобретение хомута и использование лошади на пахоте. Частной собственности при этом и в помине не было. Учился ли А.Н.Яковлев в средней школе?

Не меньший бред — утверждать, будто «частная собственность — первооснова автономии личности». Когда, по мнению А.Н.Яковлева, появились на Земле личности — только в ходе буржуазных революций? Даже Арон Гуревич, уж на что суров к людям, а и то дает поблажку: «Очевидно, что до конца ХI века человек не являлся индивидуальностью и не может быть квалифицирован как личность». Все-таки ХI, а не ХVIII век. Правда, речь идет только о человеке Западной Европы.

И какая во все этом гимне частной собственности скрыта русофобия! В России частной собственности никогда не было, значит, и автономных личностей не было — не было для них на Руси первоосновы. Об интеллектуальном богатстве и речи быть не может.

Послушав таких академиков, тут-то нашей интеллигенции и вспомнить бы ее любимого М.Е.Салтыкова-Щедрина. Ведь он не напрасно писал: «Горе — думается мне — тому граду, в котором и улица, и кабаки безнужно скулят о том, что собственность священна! наверное, в граде сем имеет произойти неслыханнейшее воровство!» Так оно и получилось.

При этом интеллигенция (не вся, разумеется, но самая активная и энергичная ее часть, причем, видимо, большая часть) поддержала пропаганду этой реформы с таким энтузиазмом, что правильно будет говорить именно о соучастии в этой пропаганде. Ибо поддержка была шумной и демонстративной и сильно воздействовала на массовое сознание, да и на самих реформаторов, которые вышли из среды интеллигенции, видели в ней «своих» и мнением ее дорожили.

Писатель В.Лакшин, тогда главный редактор журнала «Иностранная литература», пишет об этой поддержке как о важном и редкостном явлении культуры: «Вторая сторона [первая сторона этого необычного состояния — «журнальный бум», С.К-М ] состояла в поразительном успехе экономистов. На заре перестройки читали ученых-социологов, аграрников и т.п., начиная со Шмелева, Лисичкина, Селюнина и т.д… Была иллюзия, что ученые не ошибутся и не соврут, потому что экономика — точная наука, подобно математике. Экономисты были популярны, как эстрадные «звезды», как Валерий Леонтьев или Алла Пугачева. Помню, как Н.Шмелева приветствовал на читательской конференции зал: чуть ли не вставали, засыпали цветами».

В этом вполне достоверном описании мы видим не рационально и критически мыслящих ответственных людей (как надеялись доверяющие интеллигенции люди), а впавшую в экстаз толпу, увлеченную несбыточной утопией и подверженную внушению. Кого они засыпали цветами? Номенклатурных экономистов, которые до этого были совершенно несостоятельны в своей миссии изучения и объяснения народного хозяйства своей страны! Когда эта несостоятельность стала очевидной и опасной, они вместе с коррумпированной частью номенклатуры приступили к разрушению национальной экономики, и, пренебрегая своей обязанностью предупредить общество о грядущих последствиях, повели себя как соблазнители и обманщики. Ведь уже в середине 90-х годов, когда в реформе была достигнута желанная необратимость, они с откровенным глумлением говорили, что всегда знали, к каким бедственным последствиям приведет эта реформа.

В этой обстановке зреющего разрушительного экстаза в среде даже научно-технической интеллигенции появилась целая плеяда деятелей, обладающих мессианским самомнением и уверенностью, что им дано право ломать жизнеустройство страны. Они были востребованы властной верхушкой, связкой Горбачев-Ельцин. По типу мышления они напоминают «одержимых бесами» Достоевского, только претерпевших деградацию интеллекта. Почитайте биографию и интервью одного такого деятеля, в одно время занимавшего весьма высокие посты. Серию таких интервью взял у видных деятелей перестройки и реформы Институт социологии РАН:

“4 января 1994 г. Интервьюер — Лапина Г.П.

ФИЛИППОВ Петр Сергеевич — член Президентского Совета, руководитель Аналитического центра Администрации Президента РФ по социально-экономической политике, сопредседатель Республиканской партии России, вице-президент Всероссийской ассоциации приватизируемых и частных предприятий.

Краткие биографические сведения. Родился в 1945 г. в Одессе в семье военного моряка. В 1962 г. закончил среднюю школу и поступил в Ленинградский институт авиационного приборостроения, который закончил в 1967 г. по специальности инженер-радиотехник. Работал в объединении Ленэлектронмаш над созданием автоматизированных систем управления производством, возглавлял лабораторию на Кировском заводе в Ленинграде. В 1970 г. поступил в аспирантуру Ленинградского кораблестроительного института по специальности экономика и организация судостроительного производства. После ее окончания в 1974 г. возглавил отдел автоматизированных систем управления производством на заводе подъемно-транспортного оборудования им. С.М.Кирова».

Интевьюер спрашивает П.С.Филиппова, как он вошел в политику и кто являлся, по его мнению, «мотором» реформы. Вот кусочек беседы:

Ответ :… Я не видел среди этих людей [директоров предприятий] больших революционеров, т.е. людей, которые были бы готовы жизнь положить ради изменения собственности в обществе. Это делали другие люди — разночинцы (я их так называю): инженеры, юристы, прочая интеллигенция…

Вопрос : А Вы почему?

О : А я? Это идейные соображения… Я понял, что дальше так жить нельзя, нужно что-то менять и сел писать книгу с традиционно русским названием “Что делать?”, в которой попытался совместить несовместимое. Я все еще находился в плену социалистических идей: социализм, что называется, въелся в плоть и кровь. Но, с другой стороны, хотелось рынка! И в результате у меня получался некий социалистический рынок с человеческим лицом. Примером для меня была Югославия… Я ушел работать механиком в автопарк — “во внутреннюю эмиграцию” — и продолжал писать свою книжку, организовывал семинары, а также зарабатывал деньги для будущей революции. В 1975 г. мы создали кооператив, точнее товарищество по совместной обработке земли “Последняя надежда”: мы там выращивали рассаду и тюльпаны. Деньги нам были нужны для типографии и прочих нужд…

В : А лозунг вашей революции?

О : Изменить этот мир! Переустроить страну.

В : Проект революции был оценен по достоинству?

О : Да, можно так выразиться. Но возвратимся к началу. В 1985 — начале 1986 гг. стало ясно, что происходят какие-то серьезные сдвиги в нашей стране. Поэтому я вышел из своей “внутренней эмиграции” и поехал по России устанавливать явки. Таким образом я перезнакомился с очень многими людьми… Когда, например, я убедился в том, что никто не собирается писать закон о приватизации, я написал его сам… и с великими трудностями протащил этот закон через Верховный Совет: так у нас началась приватизация. Провел я закон о частной собственности…