Читать книгу - "Николай Байбаков. Последний сталинский нарком - Валерий Викторович Выжутович"

Яков Уринсон работал в Госплане с 1972 года и до упразднения этого ведомства. Был начальником подотдела, главным специалистом, начальником Главного вычислительного центра (ГВЦ). После распада СССР возглавлял Центр экономической конъюнктуры при правительстве РФ. Занимал должности министра экономики РФ, заместителя председателя правительства. Сейчас он профессор Высшей школы экономики.

Владимир Коссов работал в Центральном экономико-математическом институте (ЦЭМИ) АН СССР. Пришел в Госплан в 1966 году на должность заместителя начальника отдела по внедрению экономико-математических методов. После реорганизации отдела стал заместителем начальника сводного отдела. Входил в ближний круг Байбакова. С 1992 по 1993 год был заместителем гендиректора ФАПСИ, затем замминистра экономики РФ. Как и Уринсон, Коссов преподает в Высшей школе экономики. В дальнейшем повествовании использованы интервью, которые он дал автору книги, а также профессору РАНХиГС, исследователю плановой экономики Алексею Сафронову.

Итак, что же рассказывают эти и другие бывшие госплановцы?

Госплан являлся межведомственным органом. Его ближайшими функциональными «соседями» были Минфин, Госснаб, ЦСУ, Государственный комитет по труду и заработной плате, Государственный комитет по науке и технике. По статусу Госплан возвышался над правительственными структурами (не зря же его председатель был заместителем главы Совмина), издавал постановления, обязательные для исполнения всеми министерствами, ведомствами и другими организациями. Он пользовался правом привлекать к своей работе Академию наук СССР и академии наук союзных республик, отраслевые академии, научно-исследовательские и проектные институты.

В «байбаковский» период (пик его пришелся на 1970-е годы) главной задачей Госплана являлась разработка — в соответствии с Программой КПСС, директивами ЦК КПСС и решениями Совета министров СССР — государственных народнохозяйственных планов. Эти планы были призваны обеспечить «пропорциональное развитие народного хозяйства СССР, непрерывный рост и повышение эффективности общественного производства в целях создания материально-технической базы коммунизма, неуклонного повышения уровня жизни народа и укрепления обороноспособности страны». Получалось, что в своей работе Госплан должен был неукоснительно следовать партийно-государственным установкам и вместе с тем принимать экономически обоснованные решения, хотя и на проспекте Маркса, и на Старой площади многие понимали: одно с другим подчас несовместимо.

Для подготовки проектов текущих (годовых) и перспективных (пятилетних) планов использовалась схема взаимодействия Госплана СССР с союзными министерствами и ведомствами, республиканскими органами исполнительной власти. Эта схема накануне подготовки очередного государственного плана закреплялась в решениях ЦК КПСС и постановлениях правительства СССР. Руководствуясь этими документами, Госплан — по согласованию с Советом министров — определял главные цели и задачи социально-экономического развития страны на очередной плановый период, а также основные пути их достижения. Соответствующие контрольные цифры и методические рекомендации доводились до министерств и ведомств, органов власти союзных республик. Те детализировали их, а затем в виде директивных заданий направляли подведомственным предприятиям и организациям.

В управленческой пирамиде выше Госплана были только ЦК КПСС и Совет министров СССР.

«При всей своей самостоятельности, Госплан был служебным органом для ЦК КПСС, — рассказывает Коссов. — Во всяком случае во времена, когда я работал в Госплане, Совмин был на вторых ролях, на которые его всячески отодвигала команда Брежнева. Она старалась все под себя подмять. В ту пору произошло резкое усиление ЦК, там появились многочисленные отраслевые отделы, которые дублировали всю структуру управления. Из ЦК постоянно поступали какие-то указания. Проходит, например, заседание Политбюро, на котором Николай Константинович каждый раз присутствовал. Он приезжает в Госплан и собирает ближний круг. Подчеркиваю, не коллегию (коллегия — это был официальный орган, ее заседания велись под протокол), нет, именно ближний круг. Были такие неофициальные совещания у него в кабинете, все члены коллегии, впрочем, на них тоже присутствовали. Так вот, он приезжал и рассказывал, какие решения, если они и Госплана касаются, были приняты на Политбюро, и предлагал обсудить, что и как нам предстоит сделать, чтобы эти решения выполнить. Мы, выслушав, сразу начинали предлагать. Надо, мол, сделать то-то и то-то… А он останавливал: нет, подождите. Вот придет из ЦК протокол, тогда будем решать официально, на коллегии. Ведь, казалось бы, свежий разговор. Меньше часа прошло. Сколько времени надо от ЦК до Госплана доехать? Нет, ничего делать не будем до тех пор, пока не придет протокол. Потому что, когда приходил протокол, далеко не все оказывалось так, как он нам рассказывал. Говорили-то на Политбюро откровенно, а записывали — как для истории».

Вообще у всех госплановцев — здесь доверимся другому рассказчику, Якову Уринсону — были с ЦК напряженные отношения. «Работал там Борис Гостев — заведующий отделом плановых и финансовых органов. Он к себе на ковер любого госплановца вызывал и отчитывал. А начальник одного из подотделов вообще был хам. Мог даже старика отругать, да так, что того потом на “скорой” в больницу отвозили. Товарищеских отношений с цековскими начальниками госплановцы не имели. Это, возможно, еще и потому, что в Госплане работали самые компетентные советские экономисты, и им просто не о чем было говорить с партийными аппаратчиками. В Госплан ведь кого попало не брали. Обычно туда попадали только из союзных министерств или из совминов союзных республик. А в ЦК вообще не было серьезных экономистов. Гостев там был самый грамотный экономист, а все, кто пониже, совсем слабенькие».

Что цековские аппаратчики по уровню компетентности сильно уступали специалистам Госплана, подтверждает и Владимир Коссов. И дает этому объяснение: «Работники ЦК формировались из секретарей партийных организаций. А в партсекретари директор завода, если это был завод, никогда не назначал человека, везущего основной воз. Потому что его заменять надо. Руководить парткомом отправляли людей, без которых организация может спокойно прожить. Это были люди в принципе неплохие, но, прямо скажем, не лучшие специалисты. Потом их назначали в ЦК. А из ЦК выдвигали на повышение, в замминистры, и они оказывались худшими замминистрами. И первыми подпадали под сокращение. У них в этом смысле судьба была незавидной. Но они проводили генеральную линию. При этом каждый старался урвать побольше для своей отрасли. Особенно этим отличались оборонный и сельскохозяйственный отделы. Они ни в чем отказа не знали. Я их называл священными коровами. Мне Байбаков даже сказал однажды: “Ты поосторожней с этими формулировочками”».

Как обитатели важного государственного учреждения, стоящего выше любого министерства, госплановцы пользовались теми же благами, которые полагались сотрудникам ЦК и Совмина. В распределении этих благ соблюдалась аппаратная иерархия. Председатель, его заместители, начальники отделов имели спецсвязь, госдачи, пайки, персональные машины. У Байбакова был еще и персональный лифт. Ходил этот лифт только до шестого этажа, где располагался кабинет председателя с комнатой отдыха, душем и туалетом.