Читать книгу - ""Мертвая рука". Неизвестная история холодной войны и ее опасное наследие - Дэвид Хоффман"

***

Двенадцатого июня 1987 года Рейган стоял перед Бранденбургскими воротами в Берлине — символом разделения Европы на Восток и Запад, и обращался напрямую к Горбачёву. «Мы слышим из Москвы о новой политике реформ и гласности, — сказал он. — Это начало глубоких перемен в советском государстве? Или это символические жесты, которые должны породить на Западе ложные надежды либо укрепить советскую систему, не меняя её? Генеральный секретарь Горбачёв! Если вы стремитесь к миру, к процветанию Советского Союза и Восточной Европы, если вы стремитесь к либерализации, приезжайте сюда, к этим воротам. Мистер Горбачёв, откройте эти ворота. Мистер Горбачёв, разрушьте эту стену!»

Это была классическая рейгановская речь, вдохновлённая его глубокой верой в свободу и процветание, а также в связь между ними. Рейган вспоминал в мемуарах, что когда он увидел стену, в его голосе появился искренний гнев. Горбачёв не очень хорошо понял и то, что хотел сказать Рейган, и его риторику. Через несколько дней он позвонил Черняеву: «Нас все провоцируют, чтобы сорвались и помогли вернуть “советское пугало”. Если б я занимался восемь дней в неделю своими интервью, как Рейган, я бы сказал, что за восемь лет Рейган никак не может освободиться от своей прежней профессии».^[571]

***

Отход Горбачёва от гонки вооружений вызвал замешательство не только в армии, но и в престижных военных институтах и конструкторских бюро. Им нужны были новые оправдания для программы. И рейгановская противоракетная оборона всё ещё сбивала с толку некоторых из них. Катаев вспоминал, что в августе Александр Надирадзе, конструктор ракет и создатель «Пионера», прислал в ЦК паническое письмо. Прошло четыре года, как Рейган объявил о Стратегической оборонной инициативе, и Надирадзе заявлял, что теперь он выяснил правду о СОИ: это план сбивать ядерные боеголовки из космоса на Землю! Это было даже хуже, чем наносить первый удар. Он писал, что план противоракетной обороны следует изобличить как «ударное агрессивное оружие, дающее США новую возможность нанести мгновенный ядерный удар по Советскому Союзу». По его утверждениям, исследования показали что «ракета класса “космос-земля”, если её уменьшить в размере, способна нести ядерный заряд в 0,1–0,15 мегатонны, и двигатель на твёрдом топливе позволит ей ускориться в направлении Земли и набрать скорость 4–5 километров в секунду за 30 секунд». Он также писал: «С момента отдачи приказа на запуск время полёта ракеты до Земли составит лишь 1–2 минуты». Надирадзе утверждал, что если программа Рейгана будет реализована, то Советский Союз должен уничтожить американские спутники в космосе. «Полюс» и «Скиф» погибли, но конструкторы ракет не теряли надежду.^[572]

***

В начале сентября Велихов нанёс ещё один сокрушительный удар по советской военной тайне.

Томас Кокрэн, американский учёный, установивший станции сейсмического мониторинга вокруг Семипалатинска, поехал туда с тремя членами американского конгресса, несколькими их помощниками и журналистом из «New York Times», чтобы показать оборудование. Когда они приехали в Москву, Велихов позвонил Кокрэну в гостиницу «Советская» в шесть часов вечера и попросил его собрать делегацию в аэропорту к полуночи. Велихов добился разрешения отвезти их на красноярский радар, постройку которого администрация Рейгана считала нарушением СССР договора.

Велихов добивался именно той гласности, которую ЦК отверг в феврале. Группа отправилась в Сибирь в четыре утра, к обеду добралась до радарной станции и облетела на вертолёте два больших бетонных строения: первое — передатчик, второе — приёмник. Северо-восточная сторона приёмника, имевшего почти тридцать этажей в высоту, была длинной, скошенной. Оба здания не были достроены; радарная поверхность приёмника, как казалось, была частично покрыта гофрированным металлом. Сначала советские чиновники сказали, что американцам нельзя внутрь. Но после нескольких тостов, жареной свинины и фруктов, которые гостям предложили в большой белой палатке, американцы снова попросили о возможности зайти внутрь, и русские смягчились. Американцы обнаружили, что до завершения проекта ещё далеко: это были только оболочки, пустые помещения, никакой электроники, и заключили, что это не будет система боевого управления, как утверждала администрация Рейгана. Прежде всего систему боевого управления следовало укрепить против ядерного взрыва; эта постройка укреплена не была. Но при этом не было похоже, что система предназначена для мониторинга космоса, как утверждали Советы.^[573] Гости не были уверены, но подозревали, что это может быть радар раннего оповещения, ориентированный не в том направлении — не наружу, как требовал договор по ПРО. Но самое важное — конгрессмены смогли своими глазами увидеть сверхсекретное учреждение. Группа сделала около тысячи фотографий, записала около часа видео, и никто не пытался им помешать. Открытость Велихова нанесла удар и по американской пропаганде, и по советской лжи. «Это начало гласности в военной сфере», — заявил Том Дауни, конгрессмен-демократ от штата Нью-Йорк, руководитель делегации. В своём докладе конгрессмены отметили: вероятность, что это радарная станция системы боевого управления, чрезвычайно мала. Но даже представив столь необычайные свидетельства очевидцев, Дауни и его коллеги не смогли повлиять на взгляды чиновников администрации Рейгана.

Высшие советские руководители были в растерянности: что делать с Красноярском? Они понимали, что радар строится в нарушение договора, но не признавали этого. Они также понимали, что и их официальное объяснение (якобы цель радара — мониторинг космического пространства), и заявления Рейгана о системе боевого управления — неправда. 23 октября Горбачёв передал Шульцу, что на строительство будет наложен мораторий сроком на год. Шульц ответил, что Соединённые Штаты согласятся только на демонтаж. Через месяц, 21 ноября был подготовлен внутренний меморандум «верхней пятёрки» в котором указывалось, что СССР следует и дальше пытаться выжимать из Соединённых Штатов уступки в обмен на отказ от радара. Советские ведомства уже обсуждали перспективу демонтажа всей стройки; но в меморандуме не предлагалось признавать, что строительство радарной станции нарушает договор.^[574]