Читать книгу - "Священная тайна Церкви. Введение в историю и проблематику имяславских споров - Митрополит Иларион"

Как вдруг несколько видных афонцев восстали против нее и решили добиться ее уничтожения <…> Первой ядоносной стрелой, которой рассчитывали сии афонцы поразить книгу о. Илариона, была статья инока Хрисанфа <…> Приведенные в крайнее недоумение рецензией, святогорцы немедленно взялись за чтение святоотеческих творений и писаний современных богословов <…> и, с Божией помощью, убедились, что и св. Отцы и современные великие сосуды благодати Божией единогласно свидетельствуют ту истину о Имени Божием, которую в наши дни вслед за ними повторил о. Иларион. Вот истина о книге о. Илариона. Она свою важную роль уже сыграла: ей, волей Божией, суждено было обнаружить пред всем светом не замеченную доселе богословами догматическую истину о том, что Имя Божие есть Бог. Она уже выполнила эту задачу и теперь заняла скромное место в тех обителях, где ее еще, по приказанию власть имущих, не сожгли <…> И думается нам: если бы книгу о. Илариона совершенно уничтожить, то все же почтенная память о ней надолго останется в истории Церкви, так как она, так сказать, вызвала к жизни вопрос об Имени Божием, который теперь не может быть совершенно изглажен из памяти людей посредством приказов и циркуляров <…>[1158]

Итак, причиной бури, по мнению афонцев, была не книга о. Илариона, а рецензия на нее инока Хрисанфа и напечатанные в «Русском иноке» статьи архиепископа Антония, в которых проводится мысль о том, что имя Божие не есть Бог. В своем письме епископу Никону афонцы жалуются на информационную блокаду, которой окружен в России вопрос о почитании имени Божия: газеты и журналы печатают только статьи противников имяславия и отказываются публиковать материалы в его защиту. Письмо афонцев содержит слова, смысл которых станет понятен лишь десятилетия спустя после происшедшей на Афоне трагедии:

<…> Военная история много представляет примеров, когда в ночной темноте защитники своей родины вместо неприятеля, по роковой ошибке, вернее, из-за плохой разведки, расстреливали друг друга, пока утренняя заря не обнаруживала страшной катастрофы. То же самое ныне происходит и у нас: Св. Синод осуждает на изгнание и попускает совершиться полному произволу над лицами, для которых единственная цель в жизни — сохранить Православную веру в неприкосновенной чистоте апостольского и святоотеческого учения <…> в жертву сему они приносят свою жизнь, знания, средства, все, что имеют. Даст Бог, пройдет ночь пристрастного недоумения, воссияет солнце Божественной Истины, и все поймут, что не в том направлении посылались убийственные стрелы, где находился истинный противник Православной Церкви, и что православные расстреливали своих собственных по Бозе ревностных чад <…>[1159]

Архиепископ Антоний (Храповицкий) продолжает активно бороться против имяславия. Он посылает на Афон письма, в которых называет имяславцев «озорниками»[1160] и выражает скорбь по поводу усиления «ереси, точнее шайки сумасшедших, предводимых честолюбивым гусаром»[1161]. Архиепископ Антоний высказывает мнение о необходимости «привести три роты солдат и заковать нахалов»[1162], а «Булатовичей всех прогонять и лишать монашества»[1163]. Тогда же идея «вывоза бунтовщиков» с Афона озвучивается газетой «Колокол»: 10 февраля безымянный «Афонец» призывает послать на Афон «архиерея и чиновника синодского для расследования, убеждения и примирения», а уже 17 февраля сообщает о скором прибытии на Афон канонерки «с особым уполномоченным для усмирения и вывоза с Афона русских бунтовщиков»[1164].

Российская государственная власть также активно противодействует имяславцам. В феврале по приказу консула Щербины началась блокада имяславцев Андреевского скита, продолжавшаяся в течение пяти месяцев: им перестали доставлять почту, продовольствие, денежные переводы. Изгнанный из Андреевского скита игумен Иероним поселился в Карее и «озаботился прежде всего о том, чтобы обширная корреспонденция скита не перешла в руки мятежников, насильственно завладевших властью, и просил Высшее русское правительство приостановить доставку на Афон в Свято-Андреевский скит писем, пакетов и посылок всякого рода, временно»[1165].

Церковная власть в Константинополе продолжает следить за развитием «ереси». 15 февраля новоизбранный Константинопольский Патриарх Герман V, преемник скончавшегося 13 ноября 1912 года Иоакима III, направляет на Афон грамоту следующего содержания:

Считая иеромонаха Антония Булатовича и архимандрита Давида виновниками произведенного беззаконного восстания, в захвате скита и вообще происходящего в Святой Горе <…> столкновения и смущения между русскими монахами, — определяем, согласно решению синодальному: как только получите наше патриаршее послание, известите от имени Церкви вышеуказанных лиц, чтобы немедленно явились в Царствующий град и дали ответ священному синоду за распространяемое ими учение о имени «Иисус», послужившее поводом к этим печальным событиям, иначе Церковью будут приняты строжайшие против них меры[1166].

В марте на Афон по поручению российского посла в Константинополе Μ. Η. Гирса прибыл действительный статский советник П. Б. Мансуров, которому предстояло выяснить возможность установления над русскими монастырями на Афоне управления из России. 7 марта Мансуров посетил Андреевский скит, где его как «царского посланника» встретили колокольным звоном. Мансуров старался соблюдать нейтралитет и не выказывал особых симпатий ни имяславцам, ни их противникам. Братия монастыря жаловалась на блокаду; Мансуров пообещал походатайствовать перед послом о смягчении режима[1167]. Впоследствии Мансуров вспоминал о своем посещении Андреевского скита:

К моему приезду на Афон противники Антония (Булатовича) были уже изгнаны из скита, причем поломано было порядочно ребер (впрочем, последнее обстоятельство случается на Афоне нередко и на это там много внимания не обращают). Скит встретил меня в большом возбуждении, готовились вступить со мною в богословский диспут; но я отказался, указав им, что я не богослов. Я говорил андреевским монахам, что они должны подчиниться решению церковной власти о них, должны восстановить повиновение Константинопольского Патриарха; так как последний вызывает их на суд из-за изгнания игумена и за другие провинности, то вызываемые Патриархом должны явиться к нему на суд. Монахи обещали это исполнить и позже исполнили[1168].

Вернувшись в Россию в начале апреля, Мансуров дал подробный отчет о своей поездке на Афон министру иностранных дел С. Д. Сазонову и обер-прокурору Синода В. К. Саблеру[1169]. «Религиозное движение ко времени моего прибытия на Афон достигло высшей точки возбуждения. Люди ходили как бы в тумане, ведя беспрерывные споры об имени Божием. Насколько мне удалось выяснить, хотя иеросхимонаха Антония Булатовича и называют главарем движения, но инициатива возбуждения вопроса исходила не от него, а от более простых старцев», — говорил, в частности, Мансуров. По его мнению, «принятие каких-либо репрессивных мер в отношении русских монахов на Афоне было бы далеко не безопасно», поскольку «религиозное движение по вопросу об имени Божием связано с воззрениями Иоанна Кронштадтского»[1170]. Мансуров также отметил, что