Читать книгу - "Отречение. Роман надиктован Духом Эммануэля - Франсиско Кандидо Хавьер"

в чём она нуждается больше всего в силу своего состояния — это любовь. Конечно, там не будет недостатка в преданных медсёстрах, но даже если это и так, среди больных разного рода она всегда будет чувствовать себя покинутой нами, тогда как она может лечиться, будучи рядом с нами, не чувствуя отсутствия утешения и семейной нежности.

Беатрис, внимательно слушая аргументы своей сестры, возразила:

— Твоё отношение к ней благородно, но мы не можем оставить в стороне твоё здоровье. К тому же, замечания моей матери в состоянии безумия, в котором она проживает, оставляют слишком неприятное впечатление у тех, кто посещает нас.

— Что ж, я обещаю, что она будет исключительно под моим присмотром. А за меня не беспокойтесь. Я чувствую себя сильной. Заботы, которые я оказываю больной, приносят и мне большое утешение. Отсутствие ежедневного долга иногда склоняет нас к недостойным размышлениям. По этой причине компания мадам Сюзанны была мне полезной. С тех пор, как ушла моя мать, моя душа словно опустела. Сблизившись с больной, я уверена, что могу помогать её разуму. Возможно ли, чтобы вы хотели отнять у меня подобное удовлетворение своей ежедневной работой?

Беатрис, у которой было счастливое детство и юность, вспомнила тогда о своих чаяниях молодой девушки и, сравнивая себя с Алкионой, растрогалась до слёз. Ни она, ни её дед не осмеливались более говорить о переезде больной.

Меж тем, пока они выходили из-за стола и оставались лишь втроём, старый Жак воспользовался возможностью, чтобы привлечь внимание дочери Мадлен к проблеме, мучившей его:

— Алкиона, — мягко сказал он, улучив момент покоя, — должен сказать тебе, что я распорядился, чтобы слуга доверия нашёл твоё удостоверение о крещении в Версале; но всё заставляет меня считать, что ты крестилась в Испании по инициативе Антеро де Овьедо, поскольку в Версале ничего не нашли.

— Ах, так… — в смущении прошептала девушка, — я могу знать причину подобного распоряжения?

— Мы должны урегулировать вопрос об отцовском наследстве. Мы с Беатрис займёмся этим.

Юная Виламиль жестом выразила своё восхищение и воскликнула:

— Пожалуйста, не делайте этого!… Я добровольно отказываюсь в пользу Беатрис. Её счастье, её благо — это и моё счастье.

— Но это невозможно, дочь моя, — вежливо ответил старик, — речь идёт о твоём будущем, и будет правильным нам подумать об этом. Судьба делает множество поворотов, и было бы неразумным пренебрегать твоим положением, даже потому, что это святой долг!…

— Я благодарю вас за преданность, — твёрдо и нежно сказала девушка, — но я приняла решение отказаться от материального наследства отца и не могу изменить его.

— Но почему? — спросила Беатрис, желая разделить своё богатство с сестрой.

— Поскольку вы спрашиваете меня об этом, я объяснюсь. Очень скоро моя сестра выйдет замуж, и мы не имеем права портить образ мадам Сюзанны в глазах её зятя, который станет также и её сыном. Анри де Сен-Пьер всегда считал свою будущую тёщу своим искренним другом. В этот трудный период болезни он проявил к ней особую любовь. Разве правильно будет оставаться бесчувственным к подобному благородному отношению из-за простой финансовой причины, которая со временем забудется? Я так не думаю, Беатрис. Однажды ты, конечно же, получишь из рук Всемогущего детей, которых будешь лелеять всем своим сердцем. Что они будут думать, вспоминая о своей бабушке лишь по недостойным замечаниям? Во всяком случае, Сен-Пьер неспособен разорвать свадьбу из-за откровений прошлого, но он никогда не сможет смыть очернённый образ матери своей спутницы в своей будущей семье. Со временем подобное воспоминание могло бы стать для Беатрис слишком тяжким грузом. И не хватит всех денег мира, чтобы вернуть ей покой. Поэтому зачем нам делать мадам Сюзанну более несчастной, чем она уже есть? Если мы опустимся до объяснений процедуры наследства, мы навсегда очерним её память. Это было бы недостойным деянием с нашей стороны. Думаю, что мои родители, где бы они ни находились в духовном мире, полностью одобрят такое поведение.

Бравый старик и его внучка были в глубоком удивлении. Они никогда бы не могли представить себе, что отстранённость дочери Мадлен может достичь подобного отречения. Крайне взволнованная, Беатрис не знала, как выразить ей свою благодарность, которая звенела в её душе, и тогда старик прервал молчание следующими словами:

— Мы хотели бы восстановить истину, какой бы тягостной она ни была. Я уверен, что Анри охотно примет эту новую диспозицию, а Беатрис никак не пострадает, довольно и счастливо следуя твоему примеру. Кто знает, может, ты на досуге подумаешь обо всём этом и изменишь своё мнение?

— Нет, и не думайте об этом, моё решение принято, оно неизменно.

— Не будет ли это решение, Алкиона, — продолжал старый наставник, — пренебрежением к твоему отцу? Если бы Сирил мог видеть тебя и говорить с тобой, он, конечно же, спросил бы себя о причине твоего решения.

Девушка поняла, что подобный аргумент был решительно брошен, чтобы затронуть её внутренний мир и, возможно, заставить изменить своё решение, на что она со всей силой убеждений ответила:

— Моя совесть говорит мне, что наш дорогой усопший благословляет мои намерения. Тем более, что отец оставил мне настолько ценное наследство, что я не могу останавливаться на вопросах денег. Он дал мне благородного деда и преданную сестру. Разве я могу отказаться от такого ценного наследства?

Жак испытал чувство, которое не испытывал за всю свою долгую жизнь. Признательный и счастливый, он воскликнул:

— Да благословит Бог твой путь!…

— Ваши благословения, дедушка, для меня вечное сокровище.

Глубоко взволнованная, Беатрис со слезами на глазах обняла её, затем удалилась.

После нравственного отречения Алкионы ситуация в резиденции осталась прежней, без каких-либо изменений.

Больная, малейшие нужды которой исполняла её любящая медсестра, продолжала пользоваться уважением своих престижных парижских знакомых. Нередко благородные дамы двора наносили ей визит, таким образом свидетельствуя о своём особом внимании к ней. Но очень уходили они под сильным впечатлением от того что слышали.

— Знаешь ли ты, Марселина, — говорила больная своей коллеге юности, — что демон ежедневно следит за нами? Я постоянно вижу его, он пытается завладеть моей душой. У тебя, наверное, тоже есть ошибки для раскаяния? Если ты совершила что-нибудь серьёзное, как можно скорее освободи душу от угрызений совести! Сатана следит за нами…

И венчая свои рассуждения взрывами пронзительного смеха, она восклицала:

— A-а-а!…Снимем наши маски, снимем маски.

Посетительницы удалялись почти всегда ошеломлёнными и в то же время восхищёнными терпением медсестры.

Прошёл год, как Сирил и Мадлен ушли в мир иной, и старый Жак стал выказывать тревожащие симптомы. Старый врач семьи посоветовал по