Читать книгу - "Дневники. 1946-1947 - Михаил Михайлович Пришвин"

Поля затрушены снегом и по снегу белому зеленые тропинки: два-три человека прошли - и зеленая тропка. Иней на деревьях держится недели две, тот самый, о котором в Москве я думал, что кончился. Лист на березах (и на всех деревьях) в этом году не опал и темно-желтый держится густо и страшно. Это и что иней на голую землю, по народным приметам, дурной признак в отношении будущего урожая.

355

Провели день в обществе, старые знакомые, художник Антонов и художница Зелинская Раиса Николаевна объяснялись мне в любви.

8 Ноября. Пришло немного сверх нуля, и весь иней исчез. В лесу так тихо, что лес ли это? Не я ли сам оглох и не слышу. До того тихо, что слышишь, как своя кровь в себе звенит колокольчиками.

Сделалось великое дело: благополучно рассчитались с плотниками. При расчете Ляля так умно вела себя, что я любовался ею. Есть женская хитрость, как особое качество ума, а есть благородство ума - вот что я так люблю у Ляли.

Страшный сосед за столом, наглый всезнайка-марксист, представитель духовный смерча, пронесшегося из конца в конец по всей русской земле.

Вечером чудесно танцевал повар, Ляля пробовала обучать Ваню танцевать. Блестело в электрическом свете вывернутое белое маленькое ухо академика, играющего в дурачка. К художнице Зелинской у меня было то же самое чувство, как во втором классе гимназии к Кате Лагутиной.

Вечером явился мороз -4 и вышла луна.

9 Ноября. Солнечный день при -5.

Исправление печей (Влад. Серг. Савин). Визит проф. Кондратьева Сергея Петровича (классическая филология).

По реке сало плывет, прирастая к мысам заберегов. Узнал от Кондратьева, что хлеб наш пошел во Францию на выборы коммунистов.

А Хозяин уехал в Сибирь заготовлять хлеб. Сосед Иван Тимофеевич критикует: - А почему?

356

Как будто знание причин успокоит его и примирит. И оно действительно так, это знание всех примиряет, кроме тех, кого высекли.

Валентин - настоящая фронтовая душа, и я переживаю последствия его кипучей деятельности: не живу в собственном доме и переделываю все печи. Фронтовая душа, или без царя в голове: он как будто и друг рабочих, а в душе собственник, потому что начал эту дружбу лишь потому, что у него отняли собственность. Человек без царя в голове и совершенно то же, что и Марья Васильевна.

... (Станюковича), осталось лишь 12% фильма.

Заказали Вас. Ив-чу закончить недоделки. Печнику печи. Завтра закупим картошку, возвращаемся.

10 Ноября. Вчера вечером легла пороша, а сегодня потеплело, потекло и везде потемнело. Утром выехали из дома отдыха в Звенигород, купили на базаре 4 мешка картошки по 250 р. По приезде в Москву оказалось, что картошка плохая. В Москве цена 400 р. мешок.

8-го от кровоизлияния в мозг умер A.M. Коноплянцев, сегодня похороны. Он умер в отчуждении от общества, но в своей семье.

Минутное увлечение при встрече с художницей и последующее возвращение к Ляле показало мне явственно (и наконец-то) всю разницу между серьезным жизненным чувством и поэтическим или чувственным легким увлечением. Стала понятна самая природа брака втроем и как это можно, любить двух одновременно, и почему в таких случаях люди не разбегаются.

Художникам ведено написать свое credo, и вот Антонов, телом похожий на быка, способный неплохо работать с утра до ночи, от света дотемна непрерывно месяцами, должен теперь написать свое credo. Он приглашает к себе

357

в комнату литераторов, говорит им о себе всевозможное, и когда ему

покажется хорошо, велит: напишите. Я попробовал посидеть с ним полчаса и даже вспотел, так мучительно было сочувствовать соловью, принужденному о песне своей рассказать своими словами. Во время этого сеанса я вспомнил одного судью в Загорске, до того прославившего себя своим мудрым разбирательством человеческих дел, что сам генеральный прокурор приехал на него поглядеть. Увидев действительно гениального судью, Крыленко отправил его на шестимесячные юридические курсы. После этих курсов гениальный судья явился совершенным дураком, и вскоре его отстранили от дел, и он запил, и жизнь окончил в канаве. Боюсь, так и некоторые художники кончаются в напрасных попытках изложить свое credo.

11 Ноября. Еще темно. Слышу и сквозь каменные стены капель.

Вчера вечером чудесно написалось начало «Канала». Чувствую,

как никогда, что дело художника есть воскрешение умершего.

Вижу из Москвы сейчас нашу реку в Дунине. Широкие забереги с мысиками, на мысики намерзают плывущие льдинки, проход между мысами все сужается, но все еще пропускает плывущее «сало». И вижу - это не река, а душа моя, и не вода, а радость моя, и не частые льдинки, а душа моя покрывается заботами. Но я собираюсь подо льдом с силами и верю, что придет моя весна, и все мои заботы-льдинки обратятся опять в радость.

Если не очень устану после процедуры глубокого прогревания, то постараюсь в память умершего «крестного» навестить Леву.

12 Ноября. Подморозило опять и с утра между облаков голубое и лучи солнечные...

Вчера был Андрюша (из Хабаровска) и Лева. Андрюша стал умным, сделался редактором краевой газеты. Он 558

думал, что за эти семь лет только он поумнел, а Лева, друг его, остался таким же дураком, как был. Он вспомнил, как Лева тогда достал себе трость-шпагу и как она сама у него проткнула чью-то руку. И привез Леве в подарок самурайский меч. А Лева сам стал умным, он день и ночь работает по фотографии, чтобы достать картошку для семьи. На что ему меч?

- Мы жертвы, - сказал Лева. - Жертвы, так, друг мой, - сказал я, - у жертвы есть свое страшное оружие. - Какое? - А сознание. - Как так? - Почитай Евангелие. Вся эта замечательная книга написана об оружии жертвы: это оружие есть крест, и сим победиши.

Я не успел досказать свою мысль, и коммунист Андрюша, и Лева-жертва не поняли меня. Вошла неудачливая актриса Светлана и начался разговор о театре. А если бы она не вошла, это незначительное существо, если бы мысль моя разгорелась и перешла в их душу! Вот роль незаметных и ничтожных существ и вещей.

Лева даже, как слепая жертва «идеи Ленина», симпатичней, чем Андрюша, друг его, сумевший учесть рычажную ценность этой идеи, начавший доить идею, как корову, для личного благополучия.

Оправдание Аврааму (жертва сыном) заложена в его вере в Бога, такое же оправдание Ленину в его вере в идею. - А если идея неверная? - спросила Ляля. -